Фауст, наконец, дёрнулся, но наткнулся на поднятый прямо перед носом палец.
— Нет-нет, держи марку, раз уж начал! Если сейчас полезешь её защищать, то будешь не просто сволочью, а беспринципной сволочью, что куда хуже. Хотел, чтобы я не бежал от того, что превратил три десятка человек в кровавую кашу — получай последствия. Теперь ты, — палец ткнулся в полностью шокированного происходящим Мара. — Не делай такой удивлённый вид, я понял, что они тебе всё рассказали. А так как по собственной инициативе ни один из них этого бы не сделал, приходим к выводу, что ты сам начал докапываться. Тебя мама не учила не лезть в чужие дела, а?
Лаз замолчал, переводя дыхание и наслаждаясь, наконец, немного успокоившимся ураганом в душе. Однако, сказать больше никто ничего не решался, каким-то шестым чувством понимая, что это ещё не конец.
— Не хотите со мной идти — не надо. Впрочем, сейчас, даже захоти вы, я бы никого не взял, — наконец, продолжил Лаз, окинув своих спутников уже куда более спокойным взглядом. — Но, конечно, я помогу добраться до ближайшего островка безопасности. Я сейчас может и кажусь вам редкостным ублюдком, но, тем не менее, помочь вам это мне не помешает.
— Это правда? То, что он говорил? — когда Лаз, доведя троицу до безопасной зоны, как и обещал, покинул их и отправился навстречу неизведанному, успешно сдерживаемые в его присутствии темы были неизбежно подняты.
— Пойду-ка я погуляю… — Мар оперативно покинул зону готовящихся боевых действий.
— Отчасти, — Фауст кивнул, задумчиво глядя вслед исчезнувшей между деревьев фигуре.
— Ты знаешь, какая часть меня интересует.
Ронда была зла. На Лаза, на Фауста, на весь Южный континент и даже на саму себя. А потому ей требовалось на ком-то эту злость выместить.
— Хочешь знать, как я к тебе отношусь?
Немного стушевавшись перед спокойствием мужчины, девушка, тем не менее, с вызовом взглянула ему в глаза и кивнула, за что получила от Фауста очередную улыбку. Вот только не обычную, задорную и весёлую, а какую-то совсем, прямо-таки по-стариковски мягкую, а ещё очень-очень грустную.
Только в такие моменты можно было по-настоящему прочувствовать возраст, скрывающийся за этим покрытым шрамами лицом. Понять, насколько седыми были на самом деле его пёстрые волосы.
— Если ты ждала признания в любви, то я вынужден тебя разочаровать. Однако то, что Лаз бросил в приступе гнева, разумеется, не правда. Ты мне очень дорога, и не только как моя любовница.
— Но… — вся злость куда-то испарилась, словно её и не было. Наверное, впиталась в морщинки, скопившиеся вокруг его глаз. — Почему тогда ты молчал, когда он оскорблял меня? Почему не вступился?
— А ты хотела этого? — Фауст, тяжело вздохнув, опустился на землю и закинул в рот сорванную травинку. — Он наговорил много гадостей в сердцах, но ведь много было и правды. Причём такой, о которой даже я не догадывался. Принцесса Озёрной империи, появившаяся на турнире Кристории, где была её сводная сестра и множество аристократов из Лотоса. Лазу можно отдать должное, складывать кусочки пазлов он научился мастерски. К сожалению, о человеческих побуждениях и мотивах того же сказать пока нельзя. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что покинуть тот турнир живой ты смогла только из-за него? Я ведь вижу, как ты на него смотришь…
— Замолчи!
Ронда снова плакала.
Она прибыла на кристорский турнир, чтобы ценой собственной жизни показать всему миру правду о гибели её матери и вероломности царствующей императрицы. Тогда она уже смирилась со смертью. Может быть, убийцу её мамы и наказали бы, но отомстить Ронде та бы успела.
Однако, встреча с Лазом, тогда ещё Саймоном Роком, показала ей совершенно иной путь. Она покинула Апрад, так и не раскрыв своей личности и оставив преступницу безнаказанной. Но ей уже было всё равно. Она собиралась жить.
И целых шесть лет у неё это прекрасно получалось, встреча с Фаустом была лишь одной и множества невероятных историй в копилке Ронды. Но вот вторая встреча с Лазом, через страны и года, стала по-настоящему особенной.
После этого она искренне поверила, что всё делает правильно, что выбранный ей путь одобрен судьбой и самим миром. Несмотря на свои страхи, она была готова согласиться на любую предложенную парнем идею, даже в центр аномалий она бы в итоге пошла.
И противилась Ронда лишь потому, что боялась за его жизнь, которую Лаз, словно торопился не успеть всего, прожигал во всё новых и новых вылазках, одна рискованней другой.
А потом эта ссора… он обвинял её, называл трусихой и плаксой, оскорблял, но Ронда была готова выслушать всё, что угодно. Фауст, как и всегда, был прав. Она не хотела, чтобы он останавливал Лаза.
Потому что где-то в глубине души знала: если он будет копить это в себе, то, в конце концов, просто оставит её позади, бросит, как бесполезный балласт. А это будет означать, что и судьба её оставила. Ронда сама не знала, в какой момент её желание жить ради себя поменялось на желание жить ради него. Ведь она была готова попроситься с ним даже после всего, что он наговорил.
Вероятно, она даже не осознавала полностью тех чувств, что на самом деле испытывала по отношению к этому странному парню, спасшему её однажды от смерти в мучениях, а теперь обрекающему на жизнь в них же, и при этом не осознающему ни того, ни другого. Но Ронда не могла не понимать силу этих чувств, а также то, каким будет ответ Лаза. А потому она решила молчать, это было проще всего.
Как Лаз и говорил, бросаться напролом навстречу неизвестности он не собирался. И для того, чтобы не попасться потенциально опасным аборигенам на глаза сразу, решил перемещаться не в своей боевой форме и, тем более, не в обычной человеческой, а в максимально маленькой и незаметной.
Всё-таки, кто бы то ни был, человек, гном или разумный гриб с Альфа-Центавра, вряд ли он будет, находясь в дикой природе, самых настоящих джунглях, обращать хоть сколько-то внимания на обычную муху.
Ну как, не совсем обычную. Насекомое, в которое Лаз превратился, отличалось избыточным количеством конечностей и глаз. Однако, для Южного континента такая форма была куда большей нормой, чем классическая шестиногая, так что по этому поводу можно было не переживать.
Долгое нахождение в теле, не рассчитанном на высшую мозговую деятельность, было не слишком приятным. Душа начинала сопротивляться такому несоответствию и обеспечивала своему хозяину периодические приступы дикой боли. Но возвращаться обратно в человеческое тело Лаз пока не собирался.
Может быть, Ронда и была страшной перестраховщицей и плаксой, а Фауст вечно пытался наставить его на путь истинный. Но в том, что о возможностях обитателей аномалии ничего не было известно, и эти возможности могли выходить за рамки известных человеку, Фауст с Рондой были полностью правы.
И рисковать, лишний раз меняя форму, а значит, выдавая своё местоположение всплеском энергии, Лаз не собирался. Да, до центра аномалии было больше сотни километров, что означало не один час полёта, но лучше было перебдеть, чем недобдеть.
Оставалось запастись терпением и просто двигаться вперёд, изредка останавливаясь для передышек, не забывая при этом изучать окрестности на предмет агрессивной живности и вовремя огибать её по как можно большему радиусу.
Использование пассивной магии восприятия никаких следов в окружающем пространстве не оставляло. А вот если придётся отбиваться от чересчур ретивого хищника телекинезом, ситуация обернётся уже совсем в другую сторону.
В таком режиме прошло несколько часов, и за «плечами» Лаза осталось восемьдесят километров идеально ровного, словно аллея в парке, избавленного от искажений коридора. Но совсем недавно он начал замечать, что ширина этого коридора, все это время бывшая неизменной, начала уменьшаться.
Очень медленно, метров по пятьдесят на километр. Но спустя ещё два часа лета от четырёх километров остался лишь один, а ещё через полчаса Лаз уже даже без магии восприятия мог почувствовать фоновую энергию аномалий.