— Какого…
Я взял книгу в руки и открыл её. Дверь в комнату скрипнула. Это был не ветер.
Глава 25
По правде говоря, я совершенно не надеялся на успех. Если это, конечно, можно назвать успехом…
Ведь какова вероятность того, что первый же род, который я решил проверить — окажется причастным к использованию скверны? Думаю, не больше нескольких процентов. Ведь родов целая куча. А тем более тех, у которых были какие-либо претензии к Боголюбским.
Но вот я стою возле кровати Аракчеева старшего и держу в руке книгу с теми же символами, что встретил и в кабинете инфернального директора. Забавно.
Интересно, а замешан ли в этом кто-то ещё? Думаю, что да. Ибо… слабо верится в мою несусветную удачу. Скорее всего запрещенным колдовством занимаются не только Аракчеевы. Вдруг, в сговоре были сразу несколько кланов? А что, если бо́льшая их часть?
Да, неутешительные выводы.
Если книга находится под подушкой у отца семейства, стало быть, о ней знает и та, кто делит с ним ложе. То есть, мама Елены скорее всего в курсе происходящего. Хорошо, если только так. Хуже — если и сама прибегает к использованию.
Что же касается самой Елены…
Я на девяносто девять и девять процентов уверен, что понятия она не имеет о богопротивных занятиях собственных родителей.
Во-первых, всё свободное время она тратит на учёбу. Во-вторых, отношения с родителями у неё не особо доверительные. В-третьих, я за всё время нашего общения не учуял и толики мерзкой энергии.
Думаю, она чиста.
В раздумьях я не заметил, как скрипнула дверь кабинета. Но, очухавшись в последние секунды, всё-таки, спрятал книгу обратно и попытался сделать вид, что просто осматриваюсь.
Я успел пересесть к краю кровати и уставиться на огромную картину на стене.
В спальню, шатаясь, вошла Елена. По её прищуру и красноватому оттенку лица я понял, что девушка не то что не протрезвела, но наоборот, ещё больше укрепилась в своём хмельном состоянии.
Удивительно, как она сюда добралась?
— Люблю Айвазовского. — Начал я, нарочито разглядывая картину. — И это не потому, что он маринист. В его работах столько надежды. Не находишь?
Елена качнулась в сторону кровати. Я подхватил её за руку, не дав упасть, и посадил рядом с собой. Она мутными глазами взглянула на картину.
— Надежда? Иногда она бывает очень жестока. А что ты здесь делаешь?
— Ну… — Слегка смутившись, запнулся я, потому что думал, что отвлёк Елену. — … Как вернулся после уборной, увидел, что ты уснула. Решил, что некрасиво тревожить спящего человека, поэтому… стал развлекать себя сам. Пошёл осмотреться. А тут была открыта дверь, ну я и…
— Не может такого быть. — Удивилась девушка. — Отец параноик. Он всегда запирает дверь, даже когда выходит на полминуты. И вообще… — Она икнула. — Я же взяла с собой бутылку…
— Сейчас принесу. — Сказал я и встал с кровати.
Оказавшись в коридоре, обнаружил стоящую возле стены закрытую бутылку шампанского. Елене не хватило несколько метров, чтобы донести её до кабинета. Я подхватил наполненный весёлыми пузырьками сосуд и вернулся обратно.
Девушка полулежала на кровати и смотрела на картину. Зелёное платьице её задралось, открывая чудесные ножки.
— Так иногда хочется погрузиться в эту беспокойную пучину…
— Надеюсь, метафорически? — Я сел рядом с Еленой.
— Когда как… а мы что, будем пить прямо из горла? Бокалов ты не захватил?
— А почему бы и нет? Зачем нам посредник между напитком и ртом?
— Споить меня хочешь, хитрец… — Улыбалась девушка. — Но с какой целью?
Я открутил проволоку, и, накрыв рукою бутылку, совершил холостой выстрел. Сделал затяжной глоток из горла. Передал шампанское Елене. Она повторила за мной.
— Ну так что? Наверное, хочешь скрыть от меня, с какой целью взломал кабинет отца? — Ехидничала девушка.
Я напрягся.
«Думай-думай-думай!»
— Ты меня раскусила. — Улыбнулся.
— Ну так…
— Ты когда-нибудь слышала о… классовом сознании?
— Конечно. Я ещё со школы помню, как бородатые немецкие старики проповедовали ересь о социализме, всеобщем равенстве, рабочем и классе и прочем непотребстве. А что?
— А мне всё-таки кажется, что в чём-то эти люди были правы. И хотя никаких социалистических революций не случилось, всё-таки… внутри меня что-то такое живёт.
— К чему ты ведёшь?
— Ну вот смотри. Я простолюдин, а ты — потомственный аристократ. Правильно?
— Правильно… — С задумчивым лицом отвечала Елена.
— И во мне, как в угнетаемом классе, живёт некое… некое, что ли, лёгкое пренебрежение к вам, к аристократам. Или, можно назвать это завистью, не знаю, желанием насолить, сказать своё слово…
— И поэтому ты влез к моему отцу…? — С приподнятой бровью допытывалась девушка. — Ты хочешь насолить ему взломом кабинета?
— Нет. Это было бы слишком просто.
— А что тогда? — Заинтригованно говорила Елена.
— Переспать с его любимой дочерью прямо на его кровати. Это стало бы самым жестоким отмщением аристократическому классу.
В спальне повисло молчание. Елена отхлебнула из бутылки в последний раз и накинулась на меня.
С резиденции Аракчеевых я вышел ранним утром. Хотел успеть на первый в расписании сапсан. Елена крепко спала, когда я уходил. Спала на отцовской кровати.
Пока двигался вдоль асфальтированной дороги, тупым взглядом разглядывал её. Такая ровная…
Вдруг заметил, что рубашка с боков рваная. На коже видны внушительных размеров царапины. Вот тебе и скромная девочка…
В сапсане было свежо и удобно. Даже удалось вздремнуть на десять минут.
Ох, чёрт… вот я влип.
Впрочем, а что мне ещё оставалось делать? Я ведь не виноват, что все родственники Елены свалили в этот день. Не виноват и в том, что меня застали врасплох. Пришлось выкручиваться.
Либо так, либо… могло бы быть плохо. Я просто не мог попасться. Тем более после того, как выяснил правду об Аракчеевых.
Ладно. Зато идея для отмазки вышла просто гениальная. Думаю, так убедительно получилось потому, что в сказанном всё-таки была какая-то правда…
Теперь, по возвращении домой, нужно быть максимально аккуратным. Нельзя попасться на глаза Алине, и сразу проскочить в квартиру, чтобы тщательно помыться. Смыть с себя этот сладкий запах и сменить порванную одежду.
К подъезду я подбирался как скрывающийся таракан. Полз вдоль стены, чтобы не быть обнаруженным из окна. Как только приложил ключ к домофону, изнутри вышла Алина.
— О! — От неожиданности раскрыл я рот. — Привет!
Девушка, кажется, была не так рада меня видеть. Вид у неё был осунувшийся, бледный. Она шмыгала носом.
— Привет… — Гнусаво отвечала Алина. — А я заболела… насморк сильный, температура, кажется, поднялась. Вот в аптеку иду…
— А мне чего не позвонила!
— Ну у тебя же дела…
— Вот глупая. Давай быстрее домой, я сам в аптеку схожу. Давай-давай.
Алина развернулась и потопала обратно. А я в аптеку.
С одной стороны, болезнь — это очень плохо. А с другой… случилась она как нельзя вовремя. Алина теперь не чувствует запахов, и секса у нас быть не может, а значит…
Разоблачить мой стратегический поход к Аракчеевым не удастся.
Вот ведь удача-то бывает, да? Прямо Господь уберёг.
И нет, я ни в коем случае не радуюсь тому, что Алина приболела. Но, в конце концов, люди постоянно болеют. И лучше пусть это случится сейчас, чем когда-нибудь потом, когда никто не сможет поухаживать…
Я взял несколько пачек аспирина, Терафлю и мёд. Вернулся к Алине, и заварил ей чай с мёдом. Остальное оставалось лежать на случай, если болезнь станет прогрессировать.
Бедолага лежала на кровати, укутанная в одеяло. Её знобило.
— Чего ты не переоденешься? Всё в пиджаке ходишь…
— Просто слегка прохладно.
— А, ну как хочешь. Кстати, пока тебя не было, ко мне Пряник заходил.
— Ч…чего? Это зачем? Что хотел? И откуда он адрес твой знает…