Принцесса словно сквозь землю провалилась, и никто не знал ни где она, ни что с ней произошло. Уже давно ходили слухи, что она мертва, но без тела танильцы отказывались признавать эту теорию и продолжали поиски, в процессе всё больше и больше портя отношения с озёрниками и продолжая всё глубже загонять экономику страны.
Вот при таких обстоятельствах в Сайркин прибыли Лаз и Фауст. Однако, никого из них происходящие с Сайркином события не волновали. Лаз спешил найти Айну, Фауст хотел помочь, чем мог, хотя и понимал, что это не совсем его компетенция. И поначалу всё шло неплохо, они даже нашли то место, откуда девушку забрали, следы магического боя были видны даже спустя месяцы. Но потом всё пошло наперекосяк.
— Чёрт побери! — неплохо сделанный стул, пролетев через половину комнаты, врезался в стену и совершенно неожиданно разлетелся на сотни осколков, словно был сделан не из прочного дерева, а из стекла.
— Успокойся, пожалуйста, — Фауст, уже привыкший к такому, лишь закрыл ладонью глаза от брызнувших во все стороны щепок.
— Какое, к чёрту, успокоиться⁈ Уже месяц прошёл. Месяц, Фауст! И скажи, есть ли какие-то результаты? — Лаз, уже давным-давно восстановивший свои запасы энергии Зверя и теперь снова выглядящий здоровым и полным сил, метался от стенки к стенке, непроизвольно распространяя вокруг себя слабое телекинетическое поле, от чего предметы по всей комнате начинали всплывать в воздух.
— Но ты же можешь её почувствовать? Значит, пока что время есть.
— О, да, у меня полно времени! Прямо сейчас она может умирать, а я сижу тут, как последний идиот, без зацепок, без идей, даже без нормального плана действий!
— То, что ты вознамерился уничтожить всю гостиничную мебель, делу не поможет, — Фауст, наверное, говорил нечто подобное уже в тридцатый раз.
И, что самое ужасное, он знал, что Лаз понимал его правоту. Вот только остановиться парень был просто не в состоянии. После того, как они сбежали с Южного континента, и даже смогли избежать преследования тиреев, Лаз воспрял духом.
Объяснение с девушкой и разговор с Фаустом вдохнули в него новые силы двигаться вперёд. Когда они прощались с Маром и Рондой месяц назад, он с оптимизмом смотрел в будущее. У них была задача, были возможности для её выполнения, было всё, что нужно, чтобы судьба, наконец, развернулась к ним правильной стороной. Ну, или они так думали.
К сожалению, тот интуитивный радар, что направлял Лаза всю дорогу, при приближении к Айне перестал работать. Они оказались ровно в той же ситуации, что и тысячи танильцев: искали одного человека на территории в сотню тысяч квадратных километров, не представляя даже, откуда начинать поиски.
И так как Лаз не был великим сыщиком, а Фаусту, каким бы бесконечным ни было его обаяние, просто не к чему было это обаяние применить, местонахождение Айниталии или хотя бы намёки на это оставались покрыты завесой тайны.
Лаз сотни раз пытался вновь попасть в тот странный серый мир, что явился к нему в видении. Несколько дней даже провёл в теле крошечной мошки, настолько маленькой, что для неё даже домашняя пыль казалась горными валунами, но всё было бесполезно.
Итогом стали лишь адская боль и очередной обморок, а новых просветлений так и не проявилось. Когда же он покинул территорию Сайркина, чтобы попытаться по тому чувству направления примерно определить зону поисков, неожиданно выяснилось, что даже то смутное ощущение, что привело их с Фаустом в Сайркин, легко заменяемое часом сидения в любом трактире и сбором слухов, исчезло.
Связь с Айной ещё оставалась, но настолько смутная, что единственное, что Лаз мог сказать, это жива девушка или нет.
Поначалу это знание даже помогало, вселяло надежду, давало ему силы искать дальше. Но со временем надежду заменили обида и злость. На Фауста, на того, кто Айну похитил, на рыщущих повсюду с максимально высокомерным видом танильских солдат. Но больше всего, конечно, на самого себя. Даже решившись двигаться дальше, он, как оказалось, не был способен сдвинуться с мёртвой точки.
На этот раз дело было не в том, что ему не хватало навыков, сил или энтузиазма. Просто обстоятельства сложились слишком неудачно, такое в жизни тоже бывало. Вот только винить обстоятельства Лаз не умел.
Для него, что бы не происходило, в этом всегда был виноват только он сам. Не заметил, не успел, не сделал. И какими бы красивыми не были слова Ронды, или воодушевляющими — Фауста, этот недуг было невозможно излечить парой разговоров.
Он был готов начать исцеление, настроился на это, искренне хотел последовать совету Фауста и перестать тянуть самого себя назад. Но для этого нужно было время. Время и опыт, который позволил бы ему перерасти эти комплексы.
Вот только времени прошло слишком мало, а первый же опыт оказался слишком тяжёлым. Он, словно кусок угля в печи, выгорал изнутри от невозможности сделать хоть что-нибудь. Дай ему судьба хоть малейший, хоть самый крошечный намёк, и Лаз бы перевернул весь континент, вот только намёков не было. И это постепенно подводило его к границе безумия.
А Фауст был вынужден наблюдать за этим, не в силах ничем помочь. Он был старым, очень старым и очень мудрым, но в поиске пропавшей несколько месяцев назад девочки этот опыт никак не помогал.
Конечно, с ума Фауст не сходил. Но смотреть, как тот, кто ещё месяц назад искренне улыбался, прощаясь с Рондой, сейчас с нездоровым огоньком в глазах мерит шагами комнату, не в силах остановиться даже на несколько секунд, было для мужчины настоящей пыткой.
И от этого их отношения неизбежно начали портиться.
Со стороны Лаза это проявлялось очевидно: в метании стульев, которые он во время редких эпизодов спокойствия восстанавливал из груды щепок, в хлопанье дверьми, в криках и спорах, в исчезновениях, иногда на несколько дней, вместе с вернувшейся, как он и говорил, Принцессой.
Фауст же просто уставал. Он прекрасно понимал, что его друг поступает так не специально, что сейчас как никогда важно поддержать его и помочь. Вот только даже у такого как Фауст терпение было не бесконечным.
И спустя месяц швыряния стульев, хлопанья дверей и криков, оно начало показывать дно. Зная, что любые его слова бесполезны, он всё меньше времени тратил на то, чтобы вразумить Лаза и всё больше — на тихое сидение в кресле или самостоятельные, стабильно безуспешные попытки что-то выяснить об Айне.
Молчание Фауста злило Лаза лишь сильнее, от чего мужчина лишь меньше хотел что-то ему говорить… и так до бесконечности. Сложно вообще было понять, как они продержались в одном номере гостиницы целый месяц.
И вот сегодня, услышав в ответ на свои спокойные слова очередную пропитанную сарказмом тираду, Фауст просто махнул рукой и ушёл в свою комнату. А Лаз, осознав, что ругаться с пустотой бессмысленно и даже глупо, отправился вниз, в гостиничный ресторан, хлопнув напоследок дверью.
— И я говорю ей такой…
— Ну можно же было скинуть пару монет, что за жадная…
— А ты слышал, что дражайшая супруга нашего Лотта…
— Никак не вернёт мне долг, представляешь? Неделю уже спрашиваю…
— Кто заказывал раков⁈
Вечер выходного дня вполне предсказуемо был шумным, пёстрым и пах смесью пота, алкоголя и подгоревшего мяса. Гостиница, в которой остановились Лаз с Фаустом, была не слишком богатой, но и не из тех, где вместо ключа можно использовать палец. А потому в местном ресторане контингент собирался крайне разношёрстный.
Рабочие, проезжающие через город торговцы, коих в последнее время становилось всё меньше, местные лавочники, даже парочка опустившихся аристократишек. И все они сталкивались, смешивались и взбалтывались, словно составные части сложнейшего коктейля.
А на выходе получалась странная, но от того какая-то необъяснимо уютная атмосфера, в которой так приятно было провести несколько часов, болтая о своём или просто тихо попивая вино из, редкое дело, стеклянного бокала.