— Ну, а то. Всё, продолжим потом. Несмотря на то, что я не хотел, чтобы ты появлялся сейчас, я всё же рад тебя видеть. Я тебя найду попозже, и мы ещё поговорим.

Поцеловав напоследок Айну и улыбнувшись другу, Лаз ушёл уже привычным путём: провалившись сквозь пол.

— Что с ним произошло? — убедившись, что парень уже не вернётся, Фауст серьёзно посмотрел на девушку.

— Он больше не смог оставаться добрым, — ответила девушка. — Если хороший человек делает что-то плохое, он начинает стыдиться себя и того, что совершил. Но если это плохое слишком велико и сильно, просто стыдом уже не спастись. И остаётся либо сломаться и закрыться в себе, либо перестать быть хорошим. Ты говоришь, что следил за новостями из Сайркина. Скольких, по-твоему, он убил?

— Неизвестно точно, — покачал головой мужчина. — Тысячи, много тысяч человек.

— Точно он и сам не помнит, но, по его словам, примерно двадцать три с половиной тысячи человек, — Айна говорила это с пугающим хладнокровием, но Фауст понимал, что это лишь защитная реакция. Позволь она себе хоть крупицу эмоций в разговоре о подобном — и тут же скатится в истерику. — Останься он тем же Лазом, которого знал ты и которого помнила я по нашей краткой встрече в Лотосе, эти смерти уничтожили бы его.

— И кто он теперь?

— Монстр, — Айна невесело усмехнулась. — Я убеждаю его и себя в обратном, но это уже вряд ли удастся изменить. Недавно я на себе испытала гнев и злобу, кипящие в его душе, и это было словно взрыв в моей голове, смётший все иные мысли и эмоции. А ведь это было лишь одно мгновение. Просто не могу представить, что творится в нём, переживающем это постоянно, круглыми сутками. Ведь он даже не спит. Пока мы вместе, он способен сдерживаться, сохранять человечность и даже милосердие. И наши чувства, конечно, во многом помогают, но я не питаю иллюзий. Спасает его та мистическая связь между нашими душами, а вовсе не любовь. Да я даже до сих пор не знаю, настоящая ли она, или просто побочный эффект этой связи. Без неё он снова превратится в Ужас из Сайркина, а то и во что-нибудь куда хуже. И я очень боюсь, что произойдёт, когда меня не станет… зачем я тебе вообще это рассказываю⁈ — спохватилась она, вытирая всё-таки выступившие на глазах слёзы.

— Это мой самый главный талант, — улыбнулся Фауст. — Людям просто быть искренними со мной.

— Страшный талант.

— Не то слово. Знала бы ты, сколько безумных, смертельных секретов я храню. И года не хватит, чтобы рассказать обо всех них. Хотя могу поведать парочку, всё равно все их участники уже давным-давно умерли.

— Нет, не надо, — через слёзы улыбнулась девушка. — Такие тайны тем более не стоит раскрывать.

— Тоже правильно.

— В чём твоя цель в итоге?

Фауста, конечно же, принятого в батальон особого назначения, разместили по просьбе Айны в отдельной палатке. И ранним утром, после своей смены, Лаз появился внутри, выскочивший из-под земли, словно чёртик из табакерки. Уже через пять минут между старыми друзьями завязался серьёзный, «мужской» разговор.

— Убить короля Гатиса и тех двух высших, что последовали его приказу и продали меня захватчикам, — Лаз с совершенно спокойным лицом загнул первый палец. — Вернуться к своей семье, не в тайне, а по-настоящему, под своим именем и так, чтобы больше никто и никогда не посмел их трогать. Жениться на Айне, опять же, официально. Не сбежав в лесную чащу и взяв в свидетели парочку медведей, а так, чтобы её отец всё знал и либо разрешил брак, либо не смог ничего с этим сделать. Ну или убить его, если она захочет. Отцом каган был откровенно дерьмовым. Вот, в целом, и всё.

— Амбициозно, ничего не скажешь, — театрально похлопал Фауст. — Фактически ты хочешь, если не поставить все страны Люпса на колени, то по крайней мере встать с ними вровень. Ни один древний маг никогда в истории не считал себя равным целым нациям. Один человек никогда не сможет победить армию.

— Может быть, — Лаз усмехнулся. — Вот только я больше не человек. Не подумай, это не хвастовство и не звёздная болезнь. Лишь констатация факта. Моё тело — произведение магии, оно не ест, не спит, не дышит и не стареет. Моя душа не человеческая, она структурно иная и работает по иным законам. Я не говорю, что сейчас я способен на то, что запланировал. Но, без всяких сомнений и преувеличений, сейчас я сильнейший маг на континенте. Не знаю, сколько лет пройдёт, пять, десять, я больше не буду гнаться за невозможным и метаться, словно безголовая курица. Но однажды я добьюсь своего.

— Я тебе верю, — после почти минуты молчаливых гляделок ответил Фауст. — Ты повзрослел и стал хладнокровнее. Это всё, чего тебе не хватало: умения ждать. С этим, твоими талантами и поддержкой Айны, кстати, просто прекрасная девушка, я за тебя очень рад, — Лаз, улыбнувшись, кивнул в знак благодарности, — ты сможешь что угодно. Но у меня есть одно замечание.

— М?

— Если ты думаешь, что один на свете такой особенный, то ты ошибаешься.

—…

— Что ты знаешь о сером мире?

Глава 23

Ещё после битвы в Апраде граница между душой Лаза и реальным миром начала покрываться «трещинами». Если бы другой, достаточно сильный маг, попробовал в то время посмотреть на него, отключившего все маскирующие слои магии трансформации, то увидел бы остаточную энергию души внутри тела. И, начиная с того момента, эта граница всё продолжала и продолжала истончаться.

Пока, наконец, однажды, из-за перенапряжения души в куполе Тиреев, Лаз не попал в серый мир впервые. Тогда он не уделил самому факту своего появления на тех серых пустошах должного внимания. Куда больше его волновала зовущая на помощь Айна. А потом уже было поздно, его разум, тело и душу захватила энергия Зверя, вылепив из имеющихся компонентов нечто иное, до сих пор никем и никогда не виденное.

Лаз снова попал в серый мир, на этот раз уже при совсем иных обстоятельствах. Однако, когда ему удалось вернуть себе разум, любые попытки вернуться на пепельные пустоши неизменно оканчивались провалом.

Внутри пространства его души всё было по-старому: превратившаяся в дракона амёба, висящая в пустоте — никакого серого неба, никакого серого солнца. А потому Лаз решил, что серый мир — игра его подсознания, примерно такая же, как и визуализация самой души. Но слова Фауста в дребезги разбили все эти предположения.

— Я знаю ненамного больше твоего, — предвосхитил мужчина все возможные вопросы. — Однако, я слышал о сером мире от некоторых ныне покойных древних магов, и сам однажды туда попадал. Потому я и спросил, что ты знаешь, чтобы не повторять и так скудные факты.

— Я оказывался там всего дважды, — начал Лаз. — Первый раз, ещё когда мы повстречали тиреев. Тогда я увидел Айну. Правда, вспомнил я об этом много позже, поэтому и сорвался так быстро. Почему ты уже тогда не рассказал мне, что знаешь об этом?

— Ну, наверное, потому что ты ни словом о сером мире не обмолвился, — усмехнулся Фауст. — Лишь твердил, что видел девушку и ей нужна помощь. Я решил, что это какая-то особенная магия связи или типа того.

— Да? — Лаз на пару секунд задумался, словно пытался реально вспомнить все их разговоры после бегства из купола рыболюдей. — Ладно, значит, сам виноват. Второй раз я попал в серый мир, когда находился в плену у того древнего, Чибака. Я очутился в сером мире, увидел цепи, связывающие меня по рукам и ногам. И уже Айна помогла мне, вырвав их из моего тела, из-за чего я вернулся в сознание.

— Ясно… — Фауст замолчал, обдумывая сказанное. — Ясно, что ничего не ясно. Хорошо, раз уж у нас вечер откровений, расскажу, как я попал в серый мир, да и вообще, стоит, наверное, раскрыть кое-какие подробности своей биографии.

— Ты имеешь в виду то, почему ты, не будучи магом, смог прожить полтысячи лет, да ещё и имеешь практически полный иммунитет к любой магии? — усмехнулся Лаз.

— Ну да, — кивнул Фауст, ничуть не смутившись, — вот это вот всё.