Вот только нападение рыболюдей захлебнулось столь же быстро, как и началось. Вылетевшие из дворца Талитейма семь небольших точек за пару минут превратили стройные ряды воздушных судов и наземной пехоты во что-то, лишь отдаленно напоминающее настоящую армию.

Троих из этой семерки Лаз, находившийся на борту одного из ударных кораблей, узнал. Они были теми, кто едва не убил его и Айну в Брайме. В нем тут же заклокотала обжигающая ярость, но, прикрыв веки, он заставил себя терпеть. Было еще рано выходить на сцену, для начала тиреи должны были ощутить подлинное отчаяние.

И они ощутили. Ударные корабли, способные за счет своей брони и возможности пространственных сдвигов пересекать Море Чудовищ почти без опаски, вдруг оказались бесполезны. Вернее, конечно, все было не настолько плохо. Тирейским судам удавалось довольно успешно атаковать, Мастера получали раны, одному даже оторвало ногу. Но испытанная в тысячах сражений с водными тварями и другими рыболюдьми маготехника показала свою катастрофическую неприспособленность в сражении против магии, способной менять саму реальность.

Да, именно к такому выводу Лаз пришел, поближе изучив магию Игранты. Раньше у него были большие подозрения, но была вероятность статистической ошибки. Однако совпадение результатов даже у другой расы не оставило сомнений. Способности Мастера давали возможность магу в прямом смысле ломать саму действительность. Если маги лишь «изгибали» окружающий мир, не способные выйти за определенные границы, Мастерам был доступен совершенно иной пласт манипуляции реальностью.

Тирейская магесса могла воссоздавать любые объекты снова и снова, в неограниченных количествах, лишь бы был материал. И не только материальные предметы. Когда Лаз показал ей плазменных сгусток, Игранта смогла воспроизвести его в точности, совершенно не понимая, что это и как Лаз это создал. Его собственные метаморфозы прямо основывались на невозможных по всем законам физики явлениях. А про магию Эмпатии Айны, способную при достаточных объемах энергии «попросить» реальность вообще о чем угодно, от черной дыры до материализации какающего радугой единорога, и говорить не стоило.

И сейчас семеро таких вот ломателей активно уничтожали флот рыболюдей.

Огонь, пожирающий на своем пути твердый камень, воздух и пространственные барьеры кетанийских кораблей, словно все вокруг являлось пропитанными керосином оригами. Чернильно-черные пасти, выныривающие из теней, словно дьявольские акулы, и без следа поглощающие солдат-тиреев и слишком низко пролетающие корабли. Столбы света, имевшие, вопреки естественному порядку вещей, вес многих сотен килограмм, вбивающие суда в землю и поджаривающие до хрустящей корочки рыболюдей внутри. Небольшие росточки и грибки, вырастающие прямо на коже, во рту, в жабрах и глотке скрытых под герметичной броней и стенками кораблей тиреев. Песчаные вихри, которые, сталкиваясь с твердыми предметами, не останавливались, а начинали превращать материю в мельчайшие песчинки и двигаясь дальше, лишь увеличившись в размерах. Атаки пространственной магии кетанийских орудий, без всяких видимых причин разворачивающиеся прямо в воздухе, чтобы ударить тех, кто их выпустил. Солдаты, вдруг начинающие атаковать друг друга в приступе безудержной ярости, с утроенной силой набрасывающиеся на былых союзников…

Каждый Мастер выбирал для себя особый, наиболее близкий ему путь, и потому количество возможных типов магии было практически бесконечным. И все эти Мастера сейчас собрались вместе, чтобы уничтожить напавшую на Талитейм армию рыболюдей.

Глубоко вздохнув, Лаз подошел к боковому люку транспортника, уже привычным движением распахнул цветок шлюза и, не обращая внимания на крики членов экипажа, выпрыгнул из корабля с высоты нескольких сот метров. Время пришло. В воздухе его тело начало меняться, расти, покрываться броней.

Из пяти созданных им форм Каппа предназначался для скрытного проникновения и шпионажа. В форме Лешего быстрее происходило исцеление, но истинной его сутью было единое воплощение всех наработок Чибака Сиджи. Сотканное из веток и корней тело несло в себе набор крайне неприятных «подарочков»: бактерий, паразитов, ядовитых спор и просто самой разной отравы, фактически Лешего можно было назвать эдаким диверсантом. Голем имел лишь одну функцию: защита. В этой форме раздутого земляного кома Лаз не мог атаковать, кроме как собственной массой и в целом в бою он был бесполезен, предназначаясь для спасения более хрупких союзников. Дьявол предназначался для сражения против армий. Бесконечно подпитываясь щедро разлитой в пространстве энергией, он мог выдавать заклинания совершенно невероятной мощи и чем больше против него было врагов, тем лучше себя чувствовала крылатая тварь.

Однако для сражения не с армией, а с ее генералом, куда лучше все-таки подходила последняя форма. Ужас, форма металла, была самой старой из всех, самой привычной Лазу и самой любимой. Даже несмотря на то, что с тем Ужасом из Сайркина, что терроризировал земли вокруг Брайма, эта форма имела столько же общего, сколько общего яблоко имело с планетой — и то, и то круглое, ощущение комфорта осталось. Словно, вернувшись домой после долгого и трудного дня надеваешь старые вытертые шорты и растянутую на вороте футболку. Вроде одежда, от другой мало чем отличающаяся, но именно в ней ощущаешь себя целостным.

Конечно, сравнивать домашнюю одежку с огромным чудовищем весом больше, чем у десятка слонов, по меньшей мере странно, но Лаз чувствовал себя именно так. За время его падения метаморфоза была полностью завершена и, когда на уже порядком порушенные дома рухнуло металлическое тело четырехрукого монстра, удар вызвал самый настоящий взрыв, разметавший на десятки метров камень, создав глубокий кратер и спровоцировав небольшое землетрясение.

Конечно, такое приземление не могло остаться незамеченным. Тем более после того, как из-за поднявшейся завесы пыли раздался громоподобный рев:

— СЮДА, УБЛЮДКИ МОНАРХА!!!

Из семи Мастеров пятеро тут же бросили уничтожать флот рыболюдей и устремились в его сторону. «Отлично, — подумал Лаз, — так и надо. Чем больше вас будет занято мной, тем меньше останется убивать тиреев».

Он предложил жестокий и, можно сказать, даже бесчеловечный план, потому что знал: это необходимо. Однако Лаз также понимал, что генерал, который лишь отдает приказы и отсиживается в тылу, пока солдаты жертвуют жизнями, никогда не будет удостоен уважения и доверия своих подчиненных. Чтобы за тобой шли, чтобы принимали дикие и самоубийственные планы, которые ты предлагаешь, нужно сражаться не просто наравне с другими, нужно сражаться лучше, больше, яростнее всех остальных. Именно это он и собирался сделать.

Встав в полный рост, Ужас в один прыжок покинул появившийся кратер, новым приземлением создав еще один, поменьше. Пятеро Мастеров замерли в воздухе на уровне четвертого этажа — чуть-чуть выше его глаз. Они прекрасно знали, кто он такой, это было видно. Знали, что он враг культа номер один. А Лаз знал, что не успокоится, пока не убьет по крайней мере троих.

Ячейки на плечах раскрылись, выпустив в воздух полдюжины небольших, размером с баскетбольный мяч, сфер. Вся шкура Ужаса, только что бывшая гладкой, начала искажаться, ощетиниваясь тысячами острых шипов. Когти, и так вызывающие дрожь, покрылись рядами зазубрин, суливших незабываемые ощущения любому, кого это оружие заденет хотя бы вскользь. В воздухе, наполненном криками, грохотом и потрескиванием пожирающего город пламени, раздался низкий, на самом пороге слышимости гул, исходящий от формы металла.

В свою первую реальную схватку вступал Механический Зверь.

Глава 22

Лаз не ощущал той дикой, почти безумной эйфории, что охватывала его в теле Дьявола. Может быть огненная форма в прямом смысле воспламеняла его мысли и чувства, может быть сказывалась та самая привычность четырехрукого чудища, он не знал. Будучи Ужасом, он оставался холоден и собран, но при этом тот, другой, родившийся уже почти десять лет назад, ощущался куда острее и четче.