Ещё спустя примерно полторы недели эти поиски окупились. Ребята стояли словно на границе двух миров. По одну сторону — уже привычные, пусть и смертельно опасные джунгли, полные буйной растительности и не менее буйной, в другом смысле слова, живности. По другую сторону лежали, казалось бы, те же самые джунгли. Вот только их словно пропустили через смесь мясорубки и калейдоскопа.
Деревья, если эти исковерканные осколки флоры ещё можно было так назвать, пребывали в полнейшем хаосе. Они росли вверх, вбок, вниз, внутрь самих себя и во все стороны сразу, переплетаясь со своими соседями в какие-то психоделические лабиринты из листьев, коры и древесины.
И так было со всем: травой, кустами, оплетающими деревья лианами, даже самой землёй, куски которой легко могли оказаться на многометровой высоте и, как ни в чём не бывало, давать жизнь новым жутким подобиям растений. Причём, несмотря на всё это, фауна оставалась живой и пышущей энергией.
Животных, будь то звери, птицы или насекомые, практически не наблюдалось. Лишь единицы, по случайности или в поисках пищи забредшие на территорию появившихся в ином мире творений Дали и Босха.
Прямо на глазах ребят небольшая птичка, изящно порхавшая между искривлённых стволов, корней и ветвей, истерично зачирикала, когда одна из её четырёх чешуйчатых лапок без какого-либо предупреждения вывернулась в обратную сторону и съехала вбок по туловищу, оказавшись прямо под левым крылом.
В ту же секунду малютка развернулась и бросилась прочь из проклятой зоны, неловко кренясь на бок из-за сместившегося центра тяжести.
Но за десяток метров до спасительной границы с нормальными джунглями та же судьба постигла и шею пичуги, свернувшуюся настолько, что с жизнью это уже точно не было совместимо. Не издав и звука, птичка просто рухнула на кусок кроны какого-то дерева, и больше не шевелилась.
Ронду вырвало, Мар стоял белее мела, Лаз брезгливо вздрогнул и даже с лица непробиваемого Фауста сошла его фирменная улыбка. Подобной реакции не возникло бы даже выскочи на них самое отвратное из имеющихся в этих джунглях чудовищ, к такому они уже привыкли.
Но тут дело было не столько в неприглядности смерти пичуги, которая, если подумать, была максимально гуманной, а в максимальной неправильности происходящего.
— Может, не надо… — Ронда, словно маленькая девочка, была готова сорваться в слёзы.
— Не волнуйся, я не настолько любопытный, — Лаз поёжился и усилием воли заставил себя оторвать взгляд от тельца пичуги. — Мы попытаемся пройти вдоль границы, посмотрим, может, где-нибудь эти… искажения не так сильны.
— А если не найдём, то больше не будем пытаться? — с надеждой в голосе спросил уже Мар.
— Нет, — Лаз покачал головой. — То, что коверкает живых существ внутри этой зоны явно имеет магическое происхождение, но как именно это происходит, я не представляю. И тем более, не знаю, как от подобного защищаться. А на рожон лезть я не собираюсь.
— Слава богам… — пробормотал парень, вытирая выступивший на лбу пот. Они с Рондой уже давно поняли, что отговаривать Лаза от каких-то исследований бесполезно, а без него им в этих безумных землях им было не выжить. Так что его слова были прекрасной новостью. Сам Лаз, впрочем, понял из его слов нечто иное.
— Неужели вы считаете меня настолько повёрнутым? — Ронда с Маром переглянулись, после чего синхронно, словно по команде, кивнули головами. — Надо же… нет, не волнуйтесь, я, конечно, люблю изучать всё новое, но между исследованием и жизнью я всегда выберу жизнь. Иначе, — он хмыкнул, — я не смогу уже больше ничего исследовать, правильно?
— Скажи это тем сотням тварей, что ежедневно пытаются нас прикончить, — буркнула девушка, опасливо оглядываясь по сторонам.
— Ну не прикончили же, — вмешался в разговор Фауст.
— Вот именно, — обрадовался Лаз союзнику. Однако, радость была не долгой.
— Но, парень, монстры — это одно, а подобная дикая магия — совсем другое. Я знаю, ты умён и не будешь совать голову в пасть льву. Но на всякий случай я скажу это ещё раз. Не лезь в это дело, если не будешь уверен на сто процентов в том, что сможешь справиться. Риск, бесспорно, дело благородное, но на этот раз, пожалуйста, не рискуй, каким бы ценным тебе не казался приз и каким бы маленьким — риск.
Лаз точно знал: каждый раз, когда с лица Фауста пропадала улыбка и он начинал говорить серьёзно, к нему стоило прислушаться. С учётом его возраста и пройдённого жизненного пути, советы этого человека просто непозволительно было пропускать мимо ушей.
— Я тебя понял.
— Ну и славно! — и снова та же улыбка, снова оптимизм и задор, словно и не было никаких разговоров о риске и прозрачных намёков на смертельную опасность.
И словно отступила та скребущая душу неправильность. Мар как-то сразу посвежел лицом, даже Ронда приободрилась и попыталась натянуть на лицо свою, куда менее убедительную, но всё-таки улыбку. Лаз иногда просто поражался той скорости, с которой Фауст умел менять не только свой образ, но и настрой всей команды.
— Тогда пошли, — кивнул Лаз каким-то внутренним мыслям. — Не знаю, но что-то мне подсказывает, что на этот раз мы наткнулись на нечто совершенно особенное!
Глава 14
Идти вдоль границы искажений пришлось довольно долго. Благо реально опасные монстры сюда забредали редко, поживиться тут было откровенно нечем. Чтобы не наблюдать постоянно этот противоестественный хаос, двигаться решили в нескольких сотнях метров сбоку.
А Лаз, как самый мобильный в условиях агрессивной окружающей среды, периодически совершал краткие пробежки туда и обратно, чтобы проверить мир искажений и убедиться, что они не отклонились от курса.
Несколько часов спустя стало понятно, что аномалия постепенно уходит на юго-восток. Если этот изгиб сохранялся, то выходило, что они двигаются вдоль границы гигантского круга диаметром где-то в сотню километров.
В целом ничто им не мешало взлететь и попытаться добраться до центра этого круга по воздуху.
Вот только проблема была в том, что непонятный магический фон, ощущаемый Лазом от искажённого леса, чувствовался и в воздухе над ним. И нельзя было никак проверить, были ли это какие-то остаточные эманации или аномалия работала и в небе. На магию искажение никак не действовало, а самолично туда лезть проверять желающих не было.
Однако, отсутствие возможности попасть к центру аномалии вовсе не означало, что о ней было невозможно узнать побольше. И Лаз, ещё раз дав Фаусту слово не рисковать без причины, занялся именно этим. Благо отправлять телекинезом в зону искажений палки и камни ему никто не запрещал.
Выяснить удалось следующее: аномалия действовала лишь на твёрдые тела и была очень неоднородной. У неё были очаги и нейтральные зоны, хотя ни принципа их расположения, ни каких бы то ни было примет, отличающих одно от другого, Лаз так и не нашёл.
По своей сути она представляла из себя нечто вроде играющего в пластилин ребёнка. Попавшая в очаги аномалий материя искривлялась и перестраивалась, но очень аккуратно, без разрывов и рассечений. Словно слепленную из глины фигурку взяли и смяли, или скрутили, или сплющили… вариантов было множество.
С живыми организмами эта аномалия поступала тоже очень аккуратно. Да, были летальные случаи, но подобного тому, что случилось с той птичкой, практически никогда не происходило. Куда чаще животные успевали выбраться из зоны искажений лишь с каким-нибудь незначительным дефектом, вроде вывернутого в другую сторону пальца на лапе или сжавшегося в трубочку уха.
На самом деле, подобные изменения были довольно интересными по своей сути. Они не были жёсткими и неизменными, это была не падающая на жертву гильотина, а скорее аккуратный скальпель хирурга, находящий для каждого конкретного случая свой подход.
Да, определенный очаг был способен лишь на конкретный тип искажения. Но при этом, что бы в него не попало: нога, туловище, кусок дерева или комок земли, воздействие всегда было крайне аккуратным.