Спираль принимала их, так сказать, малыми дозами, а потому могла спокойно усвоить каждого, объяснить, как нужно себя вести, рассказать определённые правила, и, когда появлялся следующий новичок, предыдущие уже сами помогали его перевоспитывать, если это было нужно.
Сейчас же эта спокойная система дала конкретный такой сбой. Конечно, спираль не могла расти бесконечно, пещера имела определённые размеры, и поток народу уже начал идти на спад.
Однако даже так, те шесть десятков человек, что появились здесь за последние полторы недели, были не слишком-то готовы к существованию в настолько консервативной среде, какой была Львиная Пасть. Конечно, Сора старалась не пускать в лагерь всяких отморозков и психопатов, но в условиях подобной кутерьмы познакомиться со всеми вдумчиво, как это было с нами, оказалось невозможным.
А потому сейчас спираль была похожа на человека, которому дали убойную дозу лекарственных снадобий. В итоге-то всё будет хорошо, но пока его трясло и мотало, температура зашкаливала, пот лился градом и всё в таком духе.
И наша компания, в которую сверх всего добавился ещё и Лиорат, не избежала участи всей спирали. Нет, всё не было так уж плохо, но эффект мы, определённо, чувствовали.
К кареглазой то и дело прибадывались какие-то левые персонажи, а стоило мне или Веску объяснить им, что к чему, а Лиорату их вылечить, как на их место приходили новые. Охотник, кстати, тоже не испытывал недостатка внимания, на него с жадными глазами смотрели очень многие новенькие девушки, ещё не успевшие осознать, что тот с кареглазой живёт в одной палатке.
Ко мне самому тоже приставали, правда, по совсем по другим причинам. Видите ли, каждому новому Бойцу появившемуся в лагере, просто кровь из носу нужно было испытать на себе мою силу, всё-таки даже Сора в какой-то момент признала, что я сильнее её.
Нет, не скажу, что мне не нравилось избивать всяких недалёких, но ведь они возвращались! Одного раза было мало. Один молодчик бросал мне «вызов» аж пять раз, пока я не прекратил внимать уговорам кареглазой и не ударил его в грудь настолько сильно, что разорвал ребром лёгкое и чуть не отправил умника на перерождение. Благо Лиорат присутствовал при «поединке» и успел вовремя подлатать идиота.
И вот…
— Это ты — Ганлин?!
Глава 27
Опять. Ох… да когда же вам надоест?
— Я.
Говорить: «Нет» было бессмысленно, перепутать мою высокую худощавую и бледную фигуру с кем-то другим было невозможно.
— Говорят, ты сильный, а на вид просто дрищ! Похоже слухи врут! — надо сказать, клишированный выскочка имел все основания обвинять меня в дрищавости, поскольку сам при росте, хорошо, если метр восемьдесят, в плечах был все полтора. Может быть, его бабушка согрешила с гномом, не знаю.
— Давай закончим побыстрее, я тебя изобью, и ты отвалишь, договорились?
— Да я тебя!.. — что он со мной бы сделал, никто так и не узнает.
Почему?
Да потому что мне это всё НАДОЕЛО! Полёт стокилограммовой туши над палатками был долог и по-своему красив. После такого удара он точно ещё долго не встанет, и даже Лиорат может не успеть. Я отчётливо почувствовал десятки взглядов, в шоке вперившихся в меня со всех сторон.
— А теперь слушать сюда! — нежити для использования Подчинения рядом не было, но сам эффект стоил того, чтобы использовать способность. По-моему меня было слышно даже на другом конце лагеря. — Меня достали герои, мнящие себя великими воинами и ради самоутверждения желающие померяться силами. Я говорю так, чтобы ВСЕ поняли. Следующего умника я УБЬЮ! Расплющу булавой черепушку так смачно, что звук треснувшего арбуза будет в сторонке нервно посасывать снюс! Вы достали меня со своими вызовами! Думаете, мне доставляет удовольствие избивать идиота за идиотом!? НЕТ! Только попробуйте сунуться ещё хоть один раз — я вас предупредил!
Повисшая в воздухе тишина звучала в моих ушах словно музыка. Не говоря больше ни слова, я развернулся и зашагал в сторону нашей палатки, накопившуюся внутри ярость словно рукой сняло. Всё-таки иногда нужно вымещать свой гнев. Пусть и вот так.
Когда ты живёшь в, по сути, палаточном лагере, где единственные деревянные сооружения — бар, душ и несколько складов, так получается, что все со всеми очень быстро знакомятся.
Уж не знаю, как это работает в больших городах, где между тобой и другим человеком не тонкая ткань, а толстые деревянные, а то и каменные стены. Но здесь я, с учётом своей неплохой памяти, уже знал поимённо очень многих в лагере, хотя и не слишком к этому стремился.
Две сотни человек, подумать только. А ведь раньше мне казалось, что десять — это уже очень много. А сейчас нормально, привык, даже не кажется чем-то необычным. Однако есть одна фишка, о которой я узнал только познакомившись с достаточно большим количеством людей.
Ты не можешь ограничиться внешностью и именем, к этому всегда цепляется, словно репей к собачьему хвосту, ещё куча всего. Твоё первое впечатление от человека, какие-то его характерные черты, которые ты невольно подметил, вроде манеры речи или специфического жеста, его характер.
Даже если вы просто пожали друг другу руки, кое-что уже понятно, и неважно, что ты можешь быть неправ. Другие люди для нас — куча мелких деталей, налепленных на созданный сознанием образ.
А этот образ, в свою очередь, очень сильно влияет на то, как мы воспринимаем поступки этого человека. Потому что, как бы нам ни хотелось это признать, одно и то же действие, выполненное разными людьми, проходя сквозь призму их образов, может трактоваться совсем по-разному.
Большую роль в определении образа играет внешность и тем более пол человека. От женщин мы обычно не ожидаем того, что, на наш взгляд, вполне адекватно для мужчины, и наоборот. Есть ещё много факторов, от манеры речи до того, насколько человек опрятен, но внешность, пожалуй, главный из определителей, по крайней мере, с теми людьми, кого мы знаем поверхностно.
И был тут один парень, а вернее, уже мужик, который мне сразу не понравился. Не то чтобы он был уродлив, груб или грязен, не сказать и обратного, не был он красавчиком, не обладал профессорским слогом и фиалками от него не пахло. В целом, вполне нормальный человек, среднестатистический.
Но было в нём что-то такое, из-за чего моя на него реакция с первого момента нашего знакомства и до сих пор была совершенно однозначной: «У такого человека я бы не взял и стакан воды в пустыне». Поддержала меня, как не странно, кареглазая, обычно относившаяся к окружающим с неизменным дружелюбием и, как говорится, открытой душой.
Ей этот мужик, звали его Пакс, тоже не нравился. И, как и я, объяснить причину такой неприязни она тоже не могла. Все другие в нашей небольшой компании, даже Веск, который обычно был чуть ли не подозрительнее меня, не видели в этом Паксе ничего такого. Однако стоило отдать охотнику должное, он от нашего мнения не отмахнулся, как остальные, признав, что может и не видеть чего-то.
И вот как-то ночью я, как и в каждую ночь до этого, сидел, прислонившись к опорному шесту палатки и скучал. Спать я не мог, гулять не хотелось, поговорить было не с кем: ребята спали, а со своим квартирантом я болтать при них не хотел, чтобы не разбудить.
Чтобы хоть как-то себя занять, я занимался тем, что тренировался контролировать свои чувства и восприятие, то усиливая зрение так, что начинал видеть крошечные трещины в казалось бы практически ровном полу, то обостряя осязание, так что находил на своём ганлине на ощупь всё ещё оставшиеся шероховатости, то замедляя субъективное течение времени, чтобы подброшенный в воздух ножик летел к земле со скоростью черепахи.
Со слухом я тоже экспериментировал, стараясь сделать так, чтобы окружающие меня звуки стали одновременно достаточно чёткими и разборчивыми, но в то же время не оглушающими. И вот, в один момент я услышал, как в палатке неподалёку, тихо покряхтывая, собирается куда-то мой неприятный знакомый.