Подловить, обхитрить, хоть как-то обмануть его было невозможно. Любое поддельное отступление, любое фальшивое бегство, любая попытка окружения, любая слежка — всё оборачивалось провалом.
И так продолжалось до осени 3687 года.
Совершенно неожиданно, без каких-либо предпосылок, Ужас из Сайркина исчез. Просто испарился, словно его и не было никогда.
Не было больше ни убийств охотников, ни террора городов. За четыре с половиной года никто не смог найти его логово, никто не смог получить хоть кусочек его шкуры, никто так и не смог понять, чем он был: мутировавшим зверем, демоном или чем-то совсем иным.
Земля Сайркина ещё долго восстанавливалась после этого кошмара. Города, раньше находившиеся во власти монстра, пришлось обживать заново, практически разрушенные хозяйства и фермы — отстраивать чуть ли не с нуля, заново налаживать сети поставок и торговые маршруты. Но, конечно, сложнее всего людям было убедить себя, что больше ничего подобного не произойдёт.
И их можно было понять. По самым скромным подсчётам на совести Ужаса была кровь более чем десяти тысяч граждан Сайркина, почти пяти тысяч солдат других стран, отправленных для поддержки погрязшей в хаосе земли, более двух с половиной тысяч охотников на монстров и, отдельной графой, более чем пяти сотен профессиональных магов со всего континента, восемь из которых — высшие.
Если обобщить эти цифры и учесть разного рода неучтённые случаи вроде смерти бездомных или тех, кто жил в одиночестве где-нибудь на отшибе, общее число жертв монстра легко могло превысить двадцать тысяч человек. Население средних размеров города погибло от когтей и клыков твари, трупа которой так никто и не видел.
Не мудрено испугаться.
Глава 2
Сознание возвращалось к Айне медленно, но она уже привыкла. Эффект наркотика, что использовал её мучитель, девушка испытывала на себе столько раз, что могла написать научный труд по влиянию этого препарата на человека.
Спутанность сознания, головокружение и мигрень были обычными симптомами при пробуждении. А за ними неизбежно следовала тошнота, так что, если она не собиралась снова очищать подушку от содержимого своего желудка, стоило встать и постараться успеть дойти до дыры туалета.
Пошатываясь и держась за голову, девушка поднялась с койки и, подпирая стены, зашагала к цели.
Вот только ей пришлось остановиться на половине пути. Потому что в соседней камере появился новый жилец.
Если так вообще можно назвать огромную, словно дом, белоснежную тушу. Старик периодически пополнял клетку, специально созданную для разного рода монстров, так что в целом ничего удивительного в этом не было.
Но Айна застыла на месте, как вкопанная. И даже уже подступающий приступ тошноты отступил.
Сама не понимая, что делает, она, с каждым шагом ступая всё увереннее, подошла к разделяющей две камеры решётке.
Старик говорил, что это хороший стимул как для тварей, так и для неё, чтобы не расслаблялась. Монстры почти всегда были агрессивными, бросались на стальные прутья, но их толщина была слишком велика, чтобы они могли что-то сделать.
Так что Айна уже давно перестала бояться, пусть рычание и вой разных тварей продолжали будить её по ночам и проникали в кошмары. Впрочем, сейчас она бы пошла вперёд даже если бы никакой решётки не было.
Словно в каком-то трансе, девушка подошла к стальным прутьям и положила на них ладонь. Всё это происходило в полнейшей тишине, а шаги босых ног по каменному полу были едва слышны.
Но в ту же секунду мирно лежавший монстр, казалось, даже не дышавший, без всякого предупреждения сорвался с места. Айна не успела даже понять, что происходит, а её тело уже было прижато к прутьям решётки просунувшимися сквозь них когтистыми пальцами. На неё в упор уставились два горящих кроваво-красным светом глаза.
Он, и правда, был огромен. Стоя на четвереньках, как горилла, он уже возвышался над ней метра на три. А если бы встал в полный рост, то в нём было бы не меньше семи.
Могучее тело, покрытое матовыми пластинами брони, словно пылало изнутри. Жар Айна почувствовала, ещё не пройдя даже половины расстояния до решётки. А сейчас она будто оказалась у горящего камина. Пальцы четырёх рук оканчивались короткими и тупыми когтями. И уже повсюду на стенах, полу и потолке на камне виднелись глубокие и длинные борозды, которых девушка не помнила.
А ведь старик говорил, что камень, как и прутья решётки, зачарован магией.
Однако, несмотря на то, что монстр словно специально был вылеплен идеальной машиной для убийств, несмотря на его габариты, несмотря на то, что ему было достаточно лишь немного сжать пальцы, чтобы девушка превратилась с фарш — несмотря на всё это, куда более пугающими были именно его глаза.
В них читались совершенно не звериные ум, хитрость и… Ярость.
Животные не знали, что такое злость. Для них жизнь, даже проходящая по законам джунглей, была совершенно справедливой.
Олень, убегающий от стаи волков, бесспорно боялся хищников. Он был в ужасе, ведь ему было суждено умереть. Но он не испытывал ни сожаления, ни гнева, ни обиды. И также волки, упустившие добычу, не чувствовали ничего из этого. Зверь может быть умным, хитрым, расчётливым, может быть агрессивным. Но ненависть — изобретение человека.
В глазах чудища, способного убить её в любую секунду, Айна видела полыхающую бессмертным пламенем ненависть. И это было невероятно страшно.
Ужас парализовал её, лишил даже возможности сопротивляться, пусть любые попытки и так были бесполезны. Словно мышка перед змеёй, она не могла отвести взгляда от этих красных глаз и той ярости, что полыхала в них.
Вот только, чем дольше она смотрела, тем отчётливее понимала, что кроме ярости было ещё что-то. Понять, что именно, никак не получалось, но по какой-то причине тот животный ужас, что сковывал её минуту назад, стал отступать. И монстр это заметил.
От оглушительного рёва, казалось, потрескаются стены. Айна почти оглохла, в ушах стоял назойливый звон, глаза слезились от жара, исходящего из пасти чудища, а её тюремная роба, как и лицо, и волосы, оказалась заляпана липкой и тягучей слюной.
Вот только страх так и не вернулся. Монстр мог убить её за долю секунды, его внешний вид мог стать источником множества ночных кошмаров, а в глазах читалась беспредельная жажда крови. Но по какой-то странной причине девушка больше не чувствовала того ужаса.
Да, она боялась, как боялся бы на её месте любой, её тело покрылось холодным потом, а разум отказывался нормально соображать. Но вот её душа, Айна чувствовала, больше не дрожала. И, взглянув в глаза чудища снова, она смогла понять, что было там, помимо гнева. В них была боль.
Лапа монстра разжалась и втянулась обратно на свою сторону. Фыркнув, как огромный кот, чудище отвернулось от Айны и потопало в дальний конец клетки. Девушка, вытерев с лица слюни, развернулась и сделала пару шагов в сторону душа.
И только потом её всё-таки пробрало. Колени подогнулись, и Айна опустилась на пол, мелко дрожа. Руки тряслись, как у дряхлой старухи, на глазах выступили слезы, а отступившая на время рвота дала о себе знать с удвоенной силой. Однако, грязный пол и испачканная одежда были последним, что её волновало.
Айна спала. После наркотика состояние организма и так было не из лучших, а тут ещё такой невероятный стресс сразу после пробуждения… так что, отмывшись сама и отмыв пол в камере, прежде чем она вся провоняет, девушка снова рухнула на кровать и тут же вырубилась.
Сон был странным. Она лежала на траве посреди лесной полянки, грело солнышко, где-то в стороне щебетали какие-то птахи, ветерок обдувал кожу… всё было настолько настоящим, что, если бы не невозможность подобной ситуации, она бы никогда не заподозрила, что спит.
Это, однако, тоже было очень странно. Обычно, если во сне понимаешь, что спишь, то либо тут же просыпаешься, либо получаешь над происходящим неограниченную власть. Однако, на этот раз от осознания ничего не изменилось.