Унлом, священник, оставшись в меньшинстве, попытался переубедить остальных, сказав, что ради магии трансформации союз заключать нет смысла. Дескать, на Люпсе есть и другие, кто владеет этой магией, так что Лаз не нужен. На что Лаз ответил, что является лучшим в этом вопросе на всем Люпсе, а значит и во всем мире, так что, если они, Малая Сфера, хотят получать второсортные знания — пожалуйста, пусть отправляются учиться у других, после чего сделал пару уступок в торгах. И Унлом остался с носом. Вернее, без носа, оного у тиреев не было в принципе. Как и ожидалось, верхушка правления Кетании не была особо религиозна.
Вот только про то, что в культе Монарха есть Мастера, про то, что он сам Мастер и про то, кто такие Мастера в принципе, Лаз не сказал ни слова. Потому что тогда цена за помощь в войне мгновенно взлетела бы до небес.
Однако сейчас, Игранте и Муссе, он решил выложить правду.
Двое Мастеров, из которых один — древний маг старше Фауста, будут далеко не худшей подмогой.
Глава 20
Информация о том, что на Люпсе неожиданно появилось не меньше десятка, а скорее даже больше, Мастером, Игранту привела в полнейший шок. А когда Лаз сказал, что все они принадлежат к до сих пор окутанному тайной культу Монарха и стремятся захватить и подмять под себя все человечество, она и вовсе потеряла дар речи, несколько минут просто сидя и глядя куда-то в пространство.
В каком-то смысле это было даже понятно.
В отличие от Фауста или Чабу, Игранта очень редко когда выбиралась из столицы и уже много лет не участвовала в настоящих боях. Последний раз она с кем-то по-настоящему сражалась в магическом поединке еще до рождения Лаза. Тогда неожиданно мощный диверсионный отряд отщепенцев попытался атаковать Кетанию и от магессы потребовалось отбить нападение. И даже тогда, почти сорок лет назад, никакой реальной угрозы для нее не было, все-таки Мастер, тем более с таким стажем.
С последнего же раза, когда Игранта оказывалась в по-настоящему опасной ситуации, прошло уже больше двухсот лет. Несмотря на не прекращающуюся войну с отщепенцами, до столицы, которую древнюю магессу попросили защищать, они почти не добирались и рыболюдке почти не было работы. Да и в войне с культом Монарха она изначально не собиралась участвовать, заинтересовавшись Лазом не из-за его предложения Малой Сфере, а потому, что он также был Мастером.
Фактически, после покорения своей души, Игранта жила, образно говоря, в хрустальном замке, где ничто не дает намеков на быстротечность времени снаружи. Для нее годы, десятилетия и века сливались воедино и мысль о том, что эта уютная привычность может вдруг закончиться, очевидно, была для нее сокрушительна.
Все это она рассказала Лазу, когда немного отошла и успокоилась. Мусса, тем временем, отнесся к словам молодого человека совсем иначе. Ожидаемого энтузиазма не было. Ученый вдруг проявил совсем новые черты характера, для Лаза, тем не менее, не незнакомые. Он уже видел такое, и много раз. Петр в этом был очень похож на Мастера Познания. У обоих был внешний слой: полная меланхоличность у тирея и крайняя серьезность у танильского механика. У обоих под ним скрывалось неуемное любопытство и жажда нового, а еще глубже скрывалась серьезность и сосредоточенность, недоступная ни одному простому человеку. Когда Петр работал, ему можно было орать на ухо — он все равно бы не услышал ни слова. И тирейский ученый, похоже, был примерно таким же. Лаз не знал, сколько Муссе лет, Мастера, если и старели, то делали это очень медленно, но он был уверен, что эти двое обязательно подружатся.
После того, как Игранта закончила говорить, налила себе еще немного своего отвара и откинулась в кресле, похоже, переваривая новую информацию, Мусса закидал Лаза вопросами о Мастерах противника. Сколько их, какой силы, дислокация, уникальные возможности… кое-что Лаз успел испытать на личном опыте, что-то удалось выяснить шпионажем, что-то ему рассказала Айна, бывшая свидетельницей начала войны на Люпсе, но на большую часть вопросов ответить ему было нечего. Причем чувствовалось, что Мусса спрашивает не просто так, а со знанием дела. Не зря, все-таки, он являлся главой ученого совета.
— Послушай, что ты хочешь сделать с этой информацией? — Вряд ли тирею было тридцать лет, скорее уж пятьдесят или даже больше, но на неформальное общение они перешли быстро.
— Ну как же! — Мусса посмотрел на Лаза, словно на малое дитя. — Нужно разработать стратегию действий, исходя из этой информации. Ведь, получается, что мы собираемся воевать с противником, имеющим неизвестные и безусловно опасные способности!
— А что бы ты сказал, если бы я попросил тебя не вмешиваться, по крайней мере прямо сейчас? — Разговор, так нежеланный Лазом, пришлось начать уже сейчас.
— В каком смысле? — Тирей был искренне удивлен. И не удивительно, если учесть, о чем именно Лаз просил.
Молодой человек глубоко вздохнул. «Интересно, — подумалось вдруг ему, — пришла бы мне подобная идея в голову до того, как я стал Ужасом? А если бы и пришла, рассматривал бы я ее хоть несколько секунд в качестве реального решения?» — Ответ был вполне однозначным. Нет, не пришла бы.
— Я хочу, чтобы ваши войска, магические корабли и что там у вас еще есть, с позором проиграли свое первое сражение. Чтобы развернулись и побежали в страхе. — На этом моменте даже Игранта, до сих пор отстраненно слушавшая их диалог, встрепенулась и подалась вперед.
— Но зачем?!
— Чтобы это стало личным. Я не спорю, ваша магия куда более продвинутая, сложная и сильная, чем то, что сейчас есть у людей. И даже Мастера вряд ли смогут обеспечить итоговый перевес. Но если тиреи будут побеждать раз за разом, в конце концов это станет обыденностью, а значит несобранностью, неподготовленностью, расхлябанностью. А на войне это смерть. Тем более против такого противника, как этот культ. Один раз я их недооценил, решил, что мой статус Мастера обеспечит мне неуязвимость на Люпсе. И оказался в шаге от смерти, потому что они вдруг откуда-то достали несколько десятков Мастеров. Больше я не повторю той же ошибки. Черт знает, что у них еще в запасе, но, когда они это достанут, я буду готов. И я хочу, чтобы мои союзники не теряли головы от побед. Если в первом бою они проиграют, и проиграют с треском, то будут оставаться собранными до конца. И, что важнее, захотят расплатиться за позор. Я хочу, чтобы тиреев и человечество, то, за которое я борюсь, объединял не просто договор о сотрудничестве, но по-настоящему общий враг.
Воцарилась долгая пауза, Мусса и Игранта переваривали сказанное. Они оба были умны и эрудированы, наверняка знали очень много о военных тактике и стратегии, но эти знания оставались теоретическими. А теория никогда не расскажет о подобном.
— Поправь меня, если я ошибаюсь. — Наконец заговорил ученый. — Ты хочешь отправить в заведомо проигрышное сражение, фактически на убой, тысячи тиреев, ровно для того, чтобы они умерли и остальным было, за что сражаться и мстить? Почему бы вместо этого не умереть нескольким тысячам людей?
— А они и умрут. — С пробирающей до костей холодностью ответил Лаз. — Пока тиреи будут зализывать раны от поражения на Яссании, культ Монарха продолжит войну с человечеством. И к тому моменту, когда ваши лидеры переосмыслят произошедшее, соберут новое войско и доберутся до Люпса, погибнут не тысячи, а десятки тысяч.
— И все это ради того, чтобы не дать противнику застать нас врасплох крайним средством, которого у них, возможно, даже нет?! — Мусса уже почти кричал. Его натуре сама эта мысль была противна.
— У тиреев, как и у людей, случается заражение крови, — Лаз оставался невозмутим. Он прекрасно знал, о чем просил и знал, насколько сложно принять подобное кому-то с такими сознательными установками, как у этих двоих. Или такими, что были у него самого когда-то. — В рану на руке или ноге попадает инфекция и плоть начинает гнить заживо, принося невероятные страдания и в итоге приводя к смерти, если ничего не сделать. Это я вычитал в одной из ваших книг. Пока учил язык, штудировал все, что попадется в руки. И, как и у нас, ваши врачи, чтобы сохранить больному жизнь, ампутируют конечность куда выше границы заражения. Жертвуют, возможно, оставшимися бы в порядке локтем или коленом, чтобы наверняка избавиться от той дряни, что отравляет тело больного.