Свекр Фелиции оказался прав, хобби его внука влетело старику в кругленькую сумму, но встречая за завтраком, обедом и ужином искрящиеся энтузиазмом глаза Лаза, Кратидас ни о чем не жалел.
И сейчас сама Фелиция, впервые переступившая порог дома с момента его постройки, смогла хотя бы от части понять, что так привлекало ее сына.
Надо сказать, что Дамия поддерживала лабораторию в идеальной чистоте, привитой армейской выучкой. Однако все равно было видно, что все в этом месте активно использовалось и не было лишь элементами антуража. По одной стене ровными рядами висели инструменты, чистенькие и блестящие, но рукоятки были затерты, а рабочие поверхности начали стесываться. У другой стоял длинный верстак, часть которого, специально для мальчика, могла опускаться почти до пола. В ящиках лежали деревянные заготовки разных деталей, другие ящики были заняты слитками металлов, большими и маленькими, третьи — свернутыми в трубочки схемами и чертежами, а дальнюю стену, освобожденную от стеллажей, украшали три печных топки разных размеров.
И во всем этом, приложив лишь небольшие усилия, можно было разглядеть нечто большее, чем просто набор оборудования. Стоило просто постоять в этом помещении пару минут, подышать запахом свежей стружки, чернил и горячего железа, как становилось понятно: тут творится настоящая магия, не та, доступная любому чародею-недоучке, а особенная, никак с первой не связанная. Такая магия жила в старой пекарне, где слуги всегда покупали хлеб, в кабинете Кратидаса Морфея, где в полутьме и полной тишине, за тяжелым дубовым столом он решал чьи-то судьбы, даже в классе самой Фелиции, где она занималась со своими детьми, тоже витала эта магия. Именно она отличала настоящее от поддельного, показывала, что человек, который здесь работает, находился на своем месте, там, где ему следовало быть с самого рождения.
— Госпожа… — тихий голос Дамии выдернул Фелицию из ступора.
— Да-да, вы правы, здесь очень интересно… — она засуетилась, протянув руку к первому попавшемуся свитку, поднесла ладонь к лицу и замерла.
— Вы плачете, госпожа.
— Мам-ма! Ты п-пришла к-кк нам в г-ггости? — Маленькое инвалидное кресло въехало в лабораторию, тихо поскрипывая недостаточно смазанными осями.
— Да, мой хороший. Встретила у дома Дамию — и она пригласила меня в гости. — Профессионализма у Фелиции Морфей было не отнять: ее голос ничем не выдал недавнего всплеска эмоций. Вот только никакой самоконтроль не мог убрать красноту с глаз.
— Мама, т-тты п-ппла-акала? — маленькая ладошка легла на ее руку.
— Нет, дорогой, просто у вас тут было немного дымно, у мамы заслезились глаза. Все в порядке, — Отмазка, конечно, отвратительная, но ничего другого не придумалось.
— Н-ну ладно. Т-ттебе зд-д-здесь нр-нравится? — К счастью, Лазарис, похоже, не обратил на слезы большого внимания. Проехав между женщинами, он остановился посреди свободного пространства и картинно раскинул руки.
— Очень нравится. Ты ведь мне все тут покажешь?
— К-кконеч-чч-чно! См-ммот-тр-три…
— Дорогой, а вот ты знал, что разные материалы по-разному реагируют на магию? к примеру, бронза… — Вечером, когда чета Морфеев уже лежала в кровати и Санктус пытался продолжить чтение книжки, которую недавно откопал в закромах отца, Фелиция неожиданно начала разговор на совершенно новую тему.
Ее руки ни на секунду не останавливались, с немного противным звуком втирая друг в друга один из множества кремов, и при этом она умудрялась вываливать на мужа горы странной и непонятно откуда взявшейся информации. Наконец, книжка была отложена на прикроватную тумбу: Санктус окончательно потерял строчку, на которой читал, и на Фелицию уставились два раздраженных и недоумевающих глаза.
— Что происходит? Я словно переместился на три месяца назад, только тогда все это мне говорил мой сын. Он тебя заразил, что ли, страстью к механизмам? Вроде была самой ярой противницей всего этого — и вот на тебе.
— Ох, да, я же не сказала, — ничуть не снижая оборотов, Фелиция переключилась со способов закалки металлов на новую тему. — Я сегодня ходила в его лабораторию на, скажем так, экскурсию. Великий свет, ты бы его видел! Чувствую себя полной дурой, что запрещала ему этим заниматься. Наш сын просто светился от счастья! И знаешь, даже его заикание стало куда лучше! Это все точно идет ему на пользу.
— И не ему одному, — усмехнувшись про себя энтузиазму жены, Санктус сполз под одеяло.
— О чем ты?
— Дамия. Она последнее время тоже светится.
— Значит, ты тоже заметил? — закончив ежевечерний ритуал с втиранием крема, Фелиция тоже опустила голову на подушку. — Мне кажется, что общение с Лазом как-то компенсирует, что ли, то время, что она потеряла со своим ребенком.
— Согласен. Тесть был прав, порекомендовав ее.
— Когда ты уже прекратишь называть моего папу «тестем»? — Наморщенный женский носик развернулся в сторону мужа.
— А как называть? Папой? Бред. Торус? Он старший офицер армии, не дорос я называть его по имени. Да и он сам никаких претензий к такому обращению не имеет, специально спрашивал, — немного великоватый мужской нос обратился на своего оппонента.
— Ну не знаю… мне странно, когда ты его так называешь.
— Не зацикливайся на этом, дорогая. Лучше расскажи мне еще что-нибудь про твою сегодняшнюю экскурсию. Ты очень сексуально говоришь: «плавка стали».
— Что, серьезно?
— Никогда не был так серьезен.
— Ну ладно. Плавка стали…
— Ох! В самое сердце!
— Дурак!
— Сама такого выбрала, теперь страдай.
— Хочешь, чтобы я страдала?
— Как тебе сказать… ну, у меня есть пара идей, как сделать страдания невероятно приятными.
— Дурак и извращенец к тому же. И почему я за тебя вышла?
— Сам не знаю. Иди уже сюда…
Глава 12
День рождения в Кристории — праздник особый. Почти никто не отмечает, имеется в виду широко, какие-то общие праздники, вроде наступления нового года или дня города, но вот день рождения — совсем иное дело.
Официальная религия страны — церковь изначального Света, утверждает, что в годовщину появления человека в этом мире, его душа ненадолго объединяется с самой сущностью вселенной, подпитывая именинника силами и давая настрой на весь следующий год. А потому этот праздник надо проводить как можно более весело и ярко, чтобы именно такой была твоя жизнь до следующего дня рождения.
Также очень большую роль играет в этих празднованиях цифра три. Круглые даты, вроде десяти или пятидесяти лет тут не играют большой роли, а вот третий, шестой, девятый и так далее праздники считаются очень важными, потому как по древнему верованию именно каждые третьи именины совпадают с полным обновлением человеческой души.
В связи со всем вышесказанным, становится очевидным тот факт, что к двадцать седьмому дню рождения Фелиции в доме Морфеев начали готовиться почти за два месяца. Торус даже на время забросил свою мастерскую в здании гвардии, мечась по городу в поисках правильных цветов, правильного торта, правильных музыкантов…
И, конечно, Лазарис тоже не мог не готовиться к празднику. Свои дни рождения он не особо жаловал, но праздник был у его мамы, так что вопрос стоял совершенно иначе. А именно: что сделать такого, чтобы поразить ее?
Ответ пришел как-то сам собой. А точнее, с диким звоном влетел в окно лаборатории, разбив стекло, разметав схемы и чертежи по полу и дико перепугав Лаза и Дамию, в тот момент сосредоточенно уставившихся на сложную деревянную модель трехступенчатой передачи. Только отойдя от шока, они смогли разглядеть незваного гостя. Большая черная птица, истошно клекоча, металась по помещению, разбрызгивая повсюду кровь и перья. Было похоже, что на окружающий мир она не обращала никакого внимания, потому как почти сразу была поймана Дамией и уже почти выкинута на улицу. К счастью для птицы, Лаз оказался чуть более милосердным, чем его старшая подруга.