— И поэтому вы заранее отказались от сотрудничества? Потому что знаете, что монархи не захотят ломать существующую легенду? Ладно, официально вам не станут помогать, но можно ведь было попытаться договориться как-то иначе. Скрытно. Совместные операции, договор о ненападении, я не знаю…
— Вот это уже более разумные мысли. Но нет, я отказался не поэтому. Просто мне, как и императорам, нужно поддерживать сложившуюся легенду.
— В каком смысле?
Глядя на её недоумевающее лицо, Лазарис широко улыбнулся.
— Кто я, Геата? Кто я в современном мире? Представь, что ты не знала меня Саймоном Сваном, не знаешь ничего о реальности инцидента одиннадцатилетней давности, что этого нашего разговора тоже не было. Кто я для подавляющего большинства населения этой планеты?
Девушка хотела было ответить, но оправдательные слова, уже готовые сорваться с языка, вдруг исчезли также быстро, как и возникли. Потому что это не была правда. Жестокая и неприглядная правда.
— Вы чудовище.
— Ага, — легко кивнул Лазарис и в хрусте очередной печеньки у него на зубах Геаре послышался треск человеческих костей. — Людям известно моё имя, более-менее известно моё, пусть придуманное, но прошлое. Но сколько из них по-настоящему считают меня человеком? Нет, для них я чудовище. Монстр. Ужас. Эту легенду мне создали культ и все мировые империи. И мне нет смысла разубеждать кого-либо в этом. Ни простых обывателей, ни императоров. Наоборот, я намерен как можно активнее продвигать эту мысль. Потому что человек, даже если он будет сильнейшим магом в истории, остаётся человеком. Смертным, со своими слабостями, уязвимыми местами, болевыми точками. Его можно ранить и можно убить. А вот Ужас убить не получится. Страх истребить не выйдет. И от меня-монстра будут бежать куда охотнее и быстрее, чем от меня-человека. Проблема только в том, что Страх не заключает союзов… А ещё…
— Да?
Лазарис вновь улыбнулся грустной, вымученной улыбкой.
— Не подумай, я понимаю, что, возможно, победа над культом станет ближе, если я объединюсь с империями Сфарры. Вот только я не хочу с ними объединяться. Когда культ нацелился на меня, мне никто из них не помог. Я понимаю, что даже рассчитывать на это было глупо, в конце концов я для них был никем и такое поведение по сути недалеко ушло от детской обиды. Но если я, заполучив своими страданиями и болью такую силу, не имею права на подобное самодурство, то зачем её вообще было получать?
Глава 9
Остаток вечера прошёл в более-менее расслабленном настроении. Геата и Лазарис вспоминали времена академии, когда всё было куда проще и куда, если говорить откровенно, обоим хотелось вернуться. Девушка рассказала, что произошло с остальными из пятёрки мини-Мастеров, что завела дружбу с фальшивым профессором. Шира, староста-алкарн, закончив учёбу, как и Саймон Сван, пошла в науку и сейчас работала в одном из исследовательских институтов Элтора. Мэнгон, в чём, впрочем, никто и не сомневался, присоединился к отцу в его фирме и сейчас являлся главой отдела передовых разработок. Чиала, дочь по-своему легендарной семьи с тремя Мастерами в трёх поколениях подряд, пропала с радаров, похоже проходила где-то дополнительное обучение, обеспеченное её родом. После того, как Геата опередила свою старшую подругу и стала Мастером, для той, похоже, стало делом чести подчинить свою душу как можно быстрее. А Ласиан вскоре после инцидента разорвал все отношения с семьёй и сейчас работал наёмником в одной из крупных гильдий. Мастером он пока что не стал, но был сравнительно не далёк от этого и в гильдии его всячески поддерживали, рассчитывая получить ещё одного подчинившего душу мага лет через десять-пятнадцать.
— А за то, что произошло тогда на приёме… — Геата замялась, — он вас не винит. Наоборот, говорит, что это было отличным поводом начать сжигать мосты.
— Рад, что он в порядке, — кивнул Лазарис.
Чай они уже давно допили и теперь просто сидели у уютно потрескивающего камина. Мужчина неотрывно смотрел в огонь, словно пытаясь проникнуть в какие-то одному ему ведомые тайны этих пляшущих язычков, а Геата откровенно клевала носом, день у неё выдался тяжёлый, тут никаких сомнений. Потому очередная пауза затянулась слишком уж надолго и, когда девушка это осознала, нарушать молчание уже было как-то даже некультурно. К счастью, Лазарис вскоре оторвался от пламени.
— Пойдём, я покажу, где ты можешь лечь.
— Да, спасибо большое… — она хотела сказать ещё что-то, но слова потонули в глубоком зевке.
— Смотри, муха залетит, — улыбнулся Мастер Хаоса, — пойдём-пойдём.
Они прошли мимо той комнаты, где остался Марн, повернули за угол и в конце короткого прохода обнаружилась дверь в ещё одну спальню. Маленькая уютная комнатка с большим фонарём, из окна которого открывался прекрасный вид на ночной лес, отсюда казавшийся тихим и мирным, односпальная, уже застеленная кровать, вместо одеяла чуть колючий шерстяной плед, на прикроватной тумбочке — торшер и небольшая стопка книжек, в застеклённой дверце шкафа напротив просвечивающие через окно звёзды. Геата, переступив порог этой спаленки и вдохнув лёгкий аромат дерева и бумаги, ощутила, как голова закружилась от какого-то невероятного душевного тепла. Она понимала умом, что весь этот дом Лазарис возвёл максимум пару месяцев назад, но сердце и душа твердили: это место стояло посреди Диких Земель долгие годы и просто ждало жильцов.
— В такой же комнатке много лет назад я спал сам, когда приезжал на лето к бабушке, — словно почувствовав её эмоции, пояснил мужчина. — Я постарался повторить всё в точности, разве что книжки другие.
— Почему вас называют монстром? — подняв руку к лицу, Геата поймала катящуюся по лицу солёную капельку. Она не понимала, почему именно плакала, но почему-то чувствовала, что именно сейчас в этом не было ничего неправильного.
Однако своими следующими словами Лазарис разбил это чувство вдребезги.
— Может быть потому, что я убивал людей тысячами? — он подошёл и сел на кровать, тяжело, словно его по-настоящему мучали старческие боли, опершись руками о колени. — Послушай меня, девочка, очень внимательно. Я вижу, о чём ты сейчас думаешь. Вижу, как ты романтизируешь и приукрашиваешь мой образ, делаешь меня жертвой злого культа, жертвой несправедливой власти, жертвой обстоятельств, в конце концов. Вижу, что ты ищешь и уже, вероятно, даже находишь причины считать моё дело правым и даже, возможно, начинаешь хотеть ко мне присоединиться. И, скажу честно, я не против. Ты ещё тогда, в академии, была моей любимицей и видеть тебя рядом будет для меня большой радостью, плюс к этому ты довольно перспективный Мастер. Но именно потому, что ты значишь для меня так много, я хочу, прежде чем ты примешь какое-либо решение, снять с тебя розовые очки. Ты меня слушаешь?
— Да…
— Только не плачь, пожалуйста, этого мне ещё не хватало. Так вот. Пойми простую вещь. Да, многое, что про меня говорят — ложь. Я не ем детей, не вскрываю животы беременным и не принимаю кровавые ванны. Но даже если забыть обо всех слухах, домыслах и пропаганде, я останусь, как меня и называют, самым опасным человеком последнего столетия. Я монстр не потому, что на меня повесили такой ярлык какие-то нехорошие дяди. Я монстр, потому что я творил и буду творить вещи, которые не способен творить человек. И это не потому, что я вынужден, не из-за обстоятельств или злого рока. Это моя воля и мой выбор. И я ни на секунду не пожалею о нём. Ты говорила о Ласиане и запнулась, потому что думала, что мне будет некомфортно вспоминать о том, что я с ним сделал? Это не так. Я не испытываю ни стыда, ни вины. Потому что тогда я должен был это сделать и Ласиан, так вышло, попал под руку. Ему не повезло. Я действительно рад, что он смог разобраться в себе и своих проблемах. Но, доведись нам встретиться, я не стал бы извиняться. Сегодня мы с тобой отлично посидели и пообщались и мне было по-настоящему приятно вновь с тобой увидеться. И завтра, если ты захочешь, я провожу тебя и твоего парня до границы Диких Земель и вы спокойно уедете, как я и обещал, я ничего вам не сделаю. Но если ты решишь выбрать сторону Эрда и однажды нам доведётся встретиться на поле боя, я убью тебя, что бы между нами ни было. А если ты всё-таки решишь присоединиться ко мне, знай: с чистыми руками ты не останешься. Я понимаю, что в каком-то смысле я — твоя ностальгия, как и ты — моя. Но я не дам этой ностальгии управлять моими мыслями и решениями. И ты не давай. Мы поняли друг друга?