Сейчас ему, и правда, нужна была помощь. Помощь того, кто всегда знал, что и как сказать, чтобы успокоить бушующий у него на сердце шторм.
Но Фауст ему не ответил.
Даже за пять сотен лет жизни невозможно избавиться от самых банальных человеческих эмоций, а месяц наедине с парнем, постоянно срывающимся по поводу и без, доведёт кого угодно.
Нет, Фауст не отказался от Лаза, он не забыл о том, что сам вызвался следовать за ним и поддерживать. Но ему нужно было время, чтобы отдохнуть, перевести дух, потому что иначе, Фауст это чувствовал, он мог и сам сорваться. Вот только по ужасному совпадению момент для этого он выбрал самый неудачный из возможных.
Лаз не стал больше стучать. Вернувшись к окну и снова припав к нему лбом, он всмотрелся в происходящее там, внизу.
Люди, несмотря на дождик, с улиц не исчезли. Кто-то неспешно прогуливался, укрывшись под зонтиком. Кто-то двигался мелкими перебежками от навеса к навесу, придерживая руками воротники. Иные просто шли, то ли слишком радостные, то ли слишком подавленные, то ли слишком пьяные, чтобы обращать внимание на льющуюся с небес воду.
В голове было пусто. Настолько, что, казалось, если по ней постучать, то звук будет как от удара по спелому арбузу. Однако, фатальные совпадения на сегодня ещё не закончились.
Окна их номера находились прямо над входом в гостиницу и, соответственно, в гостиничный ресторан. И спустя где-то час неподвижного и бездумного созерцания Лаз вдруг понял, что из дверей этого ресторана, немного покачиваясь и громко над чем-то смеясь, выходила та самая компания танильцев.
И тогда произошло то, чего происходить не должно было. Огонёк обиды, уже почти потухший у Лаза в груди, вспыхнул с новой силой. И пламя это, освобождённое от препятствий и преград, начало расти бесконтрольно, ширясь, расползаясь по разуму и постепенно превращаясь в нечто совершенно иное, куда более разрушительное и опасное.
В сердце Лаза родилась ярость. Не те вспышки, что заставляли его, потеряв рассудок, бросаться в бой, уничтожая врагов. А нечто куда более холодное, коварное, липкое.
Ярость, направленная не на конкретного человека, а вовнутрь, питающаяся эмоциями и растущая, пока есть топливо. И у Лаза этого топлива было даже слишком много.
Компания из шести танильских солдат в свой заслуженный выходной отмечала в ресторане помолвку одного из них и местной девушки. За чуть полноватой милашкой с россыпью веснушек на щёчках несчастный влюблённый ухлёстывал с самого прибытия в Брайм. И, наконец, она ответила взаимностью.
Выпив немного больше необходимого, они вышли из заведения и направились в сторону казарм. Время было позднее, завтра им всем нужно было рано вставать на дежурство, на улице моросил мелкий холодный осенний дождик, а они были пьяны, вооружены и представляли сильнейшую страну на континенте.
Так что решение срезать путь через дворы, где периодически происходили довольно неприятные эпизоды городской истории, пришло в их головы как-то само собой.
И когда в тёмной подворотне им на пути встретилась высокая худая фигура, не пожелавшая уступать дорогу или даже просто поздороваться, танильцы закономерно не проявили никаких признаков страха. На их стороне была сила, а за одно и правда, что в сложившихся обстоятельствах было даже важнее. Так что офицер, бывший не только старшим по званию и возрасту, но и лидером их небольшой компании, вышел вперёд.
— Парень, кем бы ты ни был, уйди с дороги. Ни нам, ни тебе не нужны эти проблемы, — несмотря на то, что он был изрядно пьян, танилец продолжал вести себя согласно совести и букве закона, не подозревая, что этим лишь сильнее бесил того, к кому обращался.
Вот только на этот раз Лаз не стал ничего говорить или пытаться спровоцировать этих шестерых на драку. Лучше кулаков о его намерениях ничто бы не сказало. Он специально не использовал магию, был в меньшинстве и безоружен.
Но против усиленного трансформациями тела обычные вояки сделать ничего не могли. Меньше чем через минуту пятеро из компании уже валялись на земле либо в отключке, либо тихо постанывая от разного рода увечий. А последний, тот самый, что вёл с ним разговор и сейчас, и тогда, в ресторане, словно цыплёнок, висел в воздухе, силясь разжать держащие его за горло пальцы.
— Что мы тебе сделали? — прохрипел он, в конце концов, осознав, что его усилия тщетны.
— Ничего, — Лаз предусмотрительно изменил лицо и голос, так что выйти на него танильцы не смогли бы при всем желании. А значит, можно было не скрывать своих истинных мыслей. — Просто оказались не в том месте и не в то время.
— Ты убьёшь нас?
— Посмотрим… — усмехнулся Лаз, одним хлёстким ударом отправляя офицера в чертоги своего однофамильца.
Его лицо поплыло, теряя неестественно искажённые черты. И будь он сейчас более вменяем, точно бы задал себе вопрос: «Почему это произошло без появления чёрного тумана?» Но сейчас вменяемым Лаза назвать точно было нельзя.
С довольной усмешкой осмотрев дело своих рук, он вдруг пошатнулся, а на лице калейдоскопом промелькнуло с полдюжины разных эмоций от удовольствия до отвращения. Он ощущал, как полыхавшая в груди ярость, довольно урча, словно огромный сытый кот, медленно успокаивается. И та красная пелена, что застилала глаза, начала рассеиваться вместе с ней.
Лаз понимал, что сделал, понимал всю отвратительность этого поступка, и ему даже было стыдно за себя. Но при этом он точно знал: ему нужно ещё. То, что он испытал когда-то давным-давно, убивая оборотня Турбаса Дайло, а потом ещё раз, в особняке на окраине Эшельрага: наслаждение силой, наслаждение болью, наслаждение кровью — всё это было слишком приятно.
Настолько, что Лаз уже не очень-то и старался сопротивляться. Он мог продолжать бороться, мог попытаться убедить себя, что такого больше не повторится. Но в глубине души он знал правду. Словно наркоман, попробовавший сильнейший наркотик, он уже не сможет с него соскочить. А раз единственный человек, кто мог что-то с этим сделать, решил отказаться от него, то и пытаться просить о помощи не стоило.
Уже несколько дней по Брайму ходили слухи о том, что некто неизвестный нападает на солдат каганата и империи по ночам. Пока что обходилось без смертей, но тенденция никому, включая правительство и мэрию, не нравилась. Таинственного агрессора не получалось ни подловить, ни выследить, а так как никто из пострадавших не мог опознать его внешность и голос, зацепок в поисках не появлялось.
На представителей армий двух гегемонов эти новости подействовали крайне отрезвляюще. Стараясь то ли отомстить обидчику товарищей, то ли выслужиться перед начальством, то ли самим не угодить под горячую руку неизвестного ночного палача, солдаты стали куда собраннее и ответственнее.
Случаи нарушения ими закона сократились в несколько раз, а передвигаться они старались лишь большими группами, из-за чего количество разного рода разборок сократилось в разы.
А так как нападал неизвестный лишь на представителей двух расквартированных в Сайркине армий, ни разу даже не показавшись местным жителям, в конце концов, людская молва превратила его в самого настоящего мстителя, разбирающегося с танильцами и озёрниками за причинённые ими Сайркину беды.
И лишь один человек знал правду, куда менее романтическую, чем о ней сплетничали. Возвращаясь после пятидесяти часов безостановочных поисков, во время которых он систематически, словно гребёнкой, прочёсывал всю территорию Сайркина не солоно хлебавши, Лаз, чтобы спустить пар и не дать себе сгореть изнутри, отправлялся колотить случайных солдат. После чего со спокойной душой возвращался в свой номер, ложился в кровать и засыпал сном младенца.
Однако, с самого начала было понятно, что вечно так продолжаться не может.
— А я-то думал, кто этот таинственный борец за справедливость из слухов? — слишком хорошо знакомый Лазу мужской голос раздался со стороны улицы. И это не должно было быть возможно, всё это время он сканировал окружение магией. Но Фауста почувствовать ему так и не удалось.