— Какой-нибудь мудрец?

— Ну… думаю можно и так сказать.

— Красивые слова… а к чему ты это?

— Дай, — Лаз протянул руку за бутылью и тоже сделал большой глоток. — Как бы так сказать… уже некоторое время я задумываюсь о том, насколько то, чем мы занимаемся, близко к фарсу. Тот путь, по которому мы идём… тебе не кажется, что всё это — одна огромная насмешка над тем, ради чего мы стараемся? Спасение Айны и уничтожение культа — это невероятно, жизненно важные для меня и, надеюсь, для тебя, цели.

Фауст молчаливо кивнул, подтверждая слова друга.

— Вот. Но для того, чтобы добиться поставленных целей, мы, словно настоящие актёры, надеваем костюмы, гримируемся, играем какие-то роли… у тебя нет ощущения, что такие способы — это в каком-то смысле надругательство? Я убил Даата больше восьми месяцев назад, с нашей с тобой встречи прошло больше двух. И что мы сделали за это время? Нет, не думай, я не принижаю наши усилия. Дом Шартал с вливанием денег от Си’Прака постепенно выправляется, Ин’Раконт уже скоро будет готов к финальной операции, Рианет с каждой неделей показывает всё лучшие и лучшие результаты и наверняка, даже с отставкой отца, станет достойным главой семьи, а завтра мы воспользуемся картой уничтоженных пиратов и всё станет ещё лучше. Расследование дел культа идёт полным ходом, мы с почти стопроцентной вероятностью знаем, где Айна… но можно ли что угодно из этого считать успехом, если она до сих пор не с нами? Не лучше ли было с самого начала плюнуть на весь театр и действовать напрямую, в лоб? Не тратим ли мы время впустую?

— Какие-то у тебя странные мысли, — покачал головой пёстрый мечник. — Войны не выигрываются за один день, тебе ли этого не знать. И разве не ты мне все уши прожужжал о том, что к войне против культа надо подготовиться настолько обстоятельно, насколько только возможно, чтобы избежать любых возможных осложнений? Айну, я уверен, во дворце калёным железом не пытают. Мастера её силы будут холить и лелеять вне зависимости от того, рабыня она или нет. И ты лучше меня знаешь, что она поймёт причину нашей задержки.

— Это да, но всё-таки…

— Что происходит? — неожиданно резко спросил Фауст, наклонившись вперёд и пристально глянув в лицо Лаза. — Я знаю тебя уже не первый год парень. Если ты начинаешь сомневаться в своих же решениях, значит случилось что-то из ряда вон выходящее. Ты с самого возвращения из Центрального океана странно себя ведёшь. Молчишь больше обычного, взгляд какой-то отстранённый… не говори, что убийство шайки разбойников так на тебя повлияло.

— Не напрямую… — Лаз тяжело вздохнул, после откинулся назад, запрокинув голову и прикрыв глаза. — Помнишь в какой-то момент войны с культом у нас был разговор о моём шансе вернуться к человечности?

— Помню, — Мастер Меча всё также сосредоточенно смотрел на друга, — и, насколько я понял, из-за того что произошло в кратере, из-за той сущности, что сейчас сидит внутри тебя, ты этого шанса лишился.

— Да, всё так. Я хотел спасти Айну, а она хотела свободы и мы… пришли к взаимопониманию. И сейчас ситуация… схожа.

— Ты же знаешь, я в этих вопросах не силён. Говори прямо, что случилось?

— Когда я сражался с пиратами “Морского Дьявола”, я смог изучить своё Альтер-эго, вернее его энергетическую структуру. Раньше я думал, что он — паразит, порождённый из смешения энергии Хаоса и моей души. И по факту так и есть, но это не всё. Тогда, в Брайме, когда я превратился в Ужас из Сайркина, моя душа смешалась с энергией Хаоса, они стали неразделимым целым, но при этом между ними до сих пор есть чёткое различие… — Лаз поднял голову и одним глазом взглянул на Фауста. У того на лице легко читалась предельная концентрация, но молодой человек понимал, что его пятисотлетний друг всё равно не до конца понимал смысл сказанного. Теоретические выкладки в чистом виде были для пёстрого мечника настоящим кошмаром. — Смотри…

Молодой человек махнул пальцем и в воздухе перед лавочкой появился плоский рисунок. Вернее что-то вроде схемы, поскольку кроме большого круга, разделённого на синюю и красную половины больше ничего не было.

— Обычно энергия Хаоса слабо взаимодействует с человеческой душой. Грубо говоря, они как вода и масло, не соединяются, сколько их не смешивай. — Два цвета на схеме начали вращаться, проникать друг в друга, но когда движение остановилось, они со временем вновь вернулись к изначальному положению: синий — слева, красный — справа. — В моей душе эти силы всё-таки смешались и теперь одно без другого представить невозможно, но до сих пор энергия Хаоса — это энергия Хаоса, а моя душа — это моя душа. — Схема вновь начала крутиться, но уже куда быстрее, цвета начали разрываться на фрагменты, от них отделялись кусочки поменьше, те распадались в совсем крошечные капельки и, когда всё остановилось, круг стал похож на чей-то психоделический бред. Однако, как и сказал Лаз, цвета не смешались, схема по-прежнему состояла из синих и красных пятен, чётко разделённых между собой.

— Теперь понял, — немного помолчав, кивнул Фауст.

— Очень хорошо. Вернёмся к Альтер-эго. Я выяснил, что после того, как он обрёл самосознание и захватил часть моей души, простым паразитом он быть перестал. Теперь, опять же, если говорить очень условно, он и я — как две половинки одного целого, при этом моей основой является моя же душа, а его основой — энергия Хаоса. И прямо сейчас мы оба играем в, скажем так, перетягивание каната. Кто победит — получит основу другого под контроль. Но вот эта ситуация со смешением двух энергий, — Лаз махнул в сторону всё ещё висящего в воздухе пёстрого круга, — не изменится ни от моей победы, ни от его, поскольку для меня энергия Хаоса является чуждой, а для него также инородна обычная энергия. Всё понятно или подробнее объяснить?

— Понятно, продолжай.

— Хорошо. Главная проблема в том, что мы оба — это Я. Лазарис Санктус Морфей. Пока я жив, мы оба будем существовать и полное уничтожение другого невозможно. Победа будет означать лишь подавление оппонента, изоляция его в глубине души без доступа к энергии. Однако существует способ кардинального решения проблемы…

Фауст нахмурился.

— Дай догадаюсь. Вы можете стать единым целым?

— Ага, — с лица Лаза пропала даже тень былой улыбки. — В этом случае конфликт энергий исчезнет, моя душа и энергия Хаоса станут единым целым, — капли синего и красного в круге начали сливаться, в итоге окрасив схему в общий тёмно-фиолетовый цвет, — а моё психологическое состояние стабилизируется настолько, насколько это вообще возможно.

— Ну так и в чём проблема? Пока из перечисленного я могу сделать вывод, что от этого объединения будут одни плюсы.

— Плюсы, да… ну-ка подумай ещё раз и скажи, что будет, если я стану нераздельным целым с сущностью, единственными целями которого являются мировое господство и получение безграничной силы любыми средствами?

— Ох ты… это будет…

— Как говорится, слов много, да только все матерные.

— Ага. Понятно, почему ты такой пришибленный в последнее время, варианты не лучшие при любом раскладе.

— Вот то-то и оно. Но на самом деле я, как ты говоришь, пришибленный, вовсе не из-за того, что в любом случае меня ждёт жопа. Я как бы с этим уже давно смирился. Куда больше меня волнует, не является ли эта идея со слиянием лучшим выходом из ситуации.

Глаза Фауста стали круглыми словно блюдца.

— Какая морская тварь тебя укусила?! Ты серьёзно обдумываешь перспективу стать машиной для убийств? Я помню, каким ты был, когда убивал Руди. И клянусь, отдал бы правую руку в обмен на то, чтобы больше никогда не встречаться лицом к лицу с той тварью! А ты хочешь стать таким добровольно?!

— Да погоди ты орать! Я ведь сказал, что это будет равное слияние, пятьдесят на пятьдесят, скажем так. В итоге того меня, который сейчас разговаривает с тобой, конечно не будет, но и окончательно в чудище я не превращусь. Стану более жестоким, более бескомпромиссным, более агрессивным — это да. Но и человеческие эмоции: любовь, дружбу, сострадание — я не потеряю. Ты также останешься моим другом, а Айна — любимой женщиной. Да и в целом, я и так сейчас далеко не самый положительный персонаж, кому станет хуже, если этой “положительности” станет чуть меньше?