Он уже испытывал нечто подобное. Давным-давно, сразу после того, как “богиня” вытащила его душу из земного тела и отправила на Люпс. Тогда, пока его малюсенькое тельце внутри утробы матери ещё не обзавелось нужными частями вроде полноценного мозга или нервной системы, он примерно также плавал в темноте и тишине. Однако тогда его чувство времени было размытым и неясным, дни пролетали как минуты, а месяцы — как часы. Теперь же всё было с точностью да наоборот. Каждое мгновение будто растягивалось, а невозможность хоть как-то скорректировать внутренние часы лишь усугубляла ситуацию.
О, как же он буйствовал…используя мощь магии Хаоса, Лаз отправлял в пустоту заклинания, способные стирать с лица земли армии и разрушать города. Однако, что бы это ни было, как бы он ни старался, какие бы усилия ни прикладывал, всё было бесполезно. И ладно его тюрьма не показывала даже намёка на разрушение, но, что куда хуже, он не ощущал свою же магию. Световые столбы не ослепляли, огненные моря не жгли кожу, опустошительные цунами не заставляли захлёбываться водой, а пространственные клинки, отрезая пальцы и ноги, не доставляли ни толики боли. Он точно знал, что происходило, видел в магическом восприятии своё тело, видел как оно страдало от его заклинаний, но оно словно находилось в какой-то иной реальности. И это чувство было куда больнее любых пыток.
А пытки тоже были. Вернее, одна пытка. Пытка соблазном. Постоянно, ни на секунду не сбавляя напор, в его тело втекала энергия Хаоса. Если бы он не прошёл через слияние, то довольно быстро баланс между ней и его душой был бы нарушен и Альтер-эго захватило бы власть. Так что его в прямом смысле самоубийственный поступок, можно сказать, сыграл Лазу на руку. Однако легче от этого не становилось. Энергия Хаоса, хоть и была теперь частью его самого, своей природы не лишалась и подобная принудительная накачка постоянно подталкивала Лаза к границе безумия. При этом вместе с энергией непрерывным потоком шло и нечто вроде послания. В нём не было слов, скорее это было нечто вроде грандиозного и всеобъемлющего намерения. Но, если всё-таки попытаться выразить его, вышло бы что-то вроде призыва к вечной и бесконечной бойне.
Бей! Круши! Ломай! Рви! Кромсай! Режь! Коли! Руби! Терзай! Убивай! Уничтожай… всех синонимичных понятий во всех языках всех миров было бы даже близко недостаточно, чтобы отразить хотя бы толику этого намерения. И Лаз, которого без всяких экивоков можно было назвать маньяком битвы, ощущал к нему невероятную близость, родство, что, казалось, шло из самой глубины его души. Когда же на это накладывался постоянный эмоциональный прессинг энергии Хаоса… множество раз он ловил себя на том, что начинает искренне проникаться этим намерением бойни и гнева. Не единожды, потерявшись в призраках своей памяти, приходил в себя лишь от боли в перенапряжённой и опустошённой душе, растратив всю энергию на разрушительные заклинания. А иногда он подходил к самому краю, уже, как ему казалось, совершенно осознанно и обдуманно признавая своё подчинение чужой воле.
Спасало его лишь одно. Воспоминания об Айне и тех кратких минутах, что он провёл рядом с дочерью. Он уже не надеялся, что они встретятся, вероятность этого была, мягко говоря, невелика. Но, раз он не умер, случиться могло всё что угодно. И простая мысль о том, что однажды он увидит их, но всё, что сможет ощутить — это всё тот же бесконечный гнев, каждый раз тысячетонным молотом выбивала из разума всё безумие и буйство.
А потому он терпел. Ничего больше не оставалось. И это была самая страшная пытка. Потому что сражаться приходилось не с болью, а с самим собой. Он не знал, сколько это длилось, как и не знал, сколько ещё продлится. Знал лишь, что нельзя сдаваться. И в один прекрасный момент всё закончилось.
Нет, призывы к уничтожению всего вокруг продолжали гудеть в голове, а в тело по-прежнему втекала энергия Хаоса, вот только… она больше не поглощалась его душой. Словно вода, льющийся в уже доверху наполненный стакан, она просто отталкивалась обратно в пустоту. Лаз ради эксперимента даже попытался намеренно поглотить кусочек энергии Хаоса, но и это оказалось бесполезно. Похоже, его душа достигла предела своего насыщения. Больше увеличиваться было некуда. После этого, так как всё предыдущая энергия Хаоса уже была переработала и успешно слилась с его душой, а новая просто физически не могла быть поглощена, психологическое давление, что оказывалось на Лаза до этого, просто исчезло. И намерение, до этого похожее на единственный оазис в бескрайней пустыне, теперь скорее можно было сравнить с вывеской бара для алкоголика. Притягательно, нет сомнений, но, чтобы заставить себя пройти мимо, больше не нужно было прилагать таких титанических усилий. Если постараться, можно и вовсе заставить себя начать игнорировать неоновые буквы.
У Лаза в конце концов это и получилось. В итоге, хотя его состояние всё ещё нельзя было назвать завидным, катастрофическим оно тоже быть перестало. А что пустота, темнота и тишина? Ну что же, это отличная возможность вплотную заняться исследованиями магии в целом и своих новых способностей в частности. Пожалуй Лаз, не в последнюю очередь как раз именно из-за своей дикой и буйной стороны, был одним из немногих людей, кто мог отнестись к ситуации настолько флегматично.
Путём некоторых измерений и вычислений он смог довольно точно рассчитать свой финальный объём души. Получился эквивалент объёма души обычного человека без магического потенциала, прожившего около ста трёх тысяч лет. По сравнению с тем, что было во время сражения с культом в Элторе, сила души Лаза выросла более чем втрое. Он понимал, чего культ хотел добиться. Хотел не просто подчинить его, но сделать из Мастера Хаоса своего верного пса, а точнее верную машину войны. С такой мощью остановить Лаза смогла бы разве что полноценная армия из десятков, а то и сотен тысяч человек.
И если бы накачка энергией Хаоса продолжилась, то он не только постоянно становился бы сильнее, но и его психика в конце концов не выдержала бы и рухнула. Он уже начинал чувствовать это. Каждый раз отбрасывая себя назад от края пропасти, Лаз ощущал, что “безопасная площадка” становится всё у́же и у́же. В какой-то момент даже его любовь к жене и нерождённому ребёнку не сработала бы, просто потому что не осталось бы никакой любви. К счастью оказалось, что душа имеет свои пределы по объёму, о чём, вероятно, не знали даже в культе. Сто тысяч лет для обычного человека, около двенадцати тысяч лет для высшего и в лучшем случае около двух тысяч лет для Мастера. Даже если для последних теоретически дожить до такого возраста было реально, первый Мастер появился в Сфарре хорошо если одну тысячу лет назад, а скорее всего куда позже. Достижению предела просто ещё не было прецедентов.
Лаз, естественно, нисколько не сокрушался по поводу того, что больше не сможет стать сильнее. Во-первых, статысячелетнего запаса энергии было достаточно для чего угодно в этом мире, а во-вторых, становиться сильнее ему по-прежнему ничего не мешало. Сила мага состояла далеко не только из объёма его энергии, не менее, а может и более важную роль играли мастерство и опыт. С опытом в пустоте, конечно, всё тоже было не слишком радужно, но вот отрабатывать технику и совершенствовать навыки Лазу ничего не мешало.
А ещё в полном одиночестве очень хорошо думалось. И за долгие годы Лаз думал о многом. О себе и Айне, о культе и войне, о самой магии и о том, почему именно он стал мишенью культов аж в двух мирах… Не всегда эти мысли были лёгкими, не единожды ему пришлось переступать через свои же убеждения и взгляды. Но в итоге, как ему хотелось верить, Лаз смог измениться. Не стать лучше, с этим у того, кто носил титул Мастера Хаоса, определённо были большие проблемы, но по крайней мере переосмыслить самого себя.
Первым существенным изменением стало признание своего возраста. С момента его настоящего рождения на Земле, если не считать время путешествия в межпространстве, прошло уже около семидесяти лет. Раньше, хотя его внешность зависела лишь от его воли, Лаз словно игнорировал свою земную жизнь, сохраняя внешность двадцатипяти-двадцатисемилетнего молодого человека. Причин тому было немало. Отсутствие каких-либо серьёзных связей с Землёй, из-за чего со временем тот мир начал казаться давним сном; важность второго рождения, приведшего к подавляющему большинству весомых событий в его жизни; да даже Айна, с которой, если считать земной возраст, у них была разница в тридцать четыре года. Но, как ни крути, Земля была его родиной. Его менталитет, понимание плохого и хорошего, первые друзья и первая любовь — всё было там. Да, новая жизнь дала ему и новую любовь, и новых друзей, и над менталитетом поиздевалась знатно, но, оглядываясь назад сейчас, Лаз то и дело ловил себя на том, что во многом он так и не принял Люпс. О чём говорить, если он до сих пор использовал метрическую систему счисления и продолжал удивляться особенностям монархического строя Сфарры. Так что игнорировать тридцать прожитых на Земле лет он никак не мог. Поэтому своё тело он переделал. Не превратил себя в семидесятилетнего старика, конечно, но и молодиться уже не считал нужным.