Однако и Грехам было не легче. Один на один дракон Хаоса был сильнее каждого из их аватаров, и хотя благодаря совместной работе они смогли изрядно потрепать своего врага, нанеся ему множество крайне опасных ран, сломав больше сотни костей и истощив его душу, сами также не отделались так просто. Зверь в добавок к оторванной ноге лишился ещё и крыла. Сундук Идола — главный источник его силы, был разломан на части и мириады золотых монеток оказались разбросаны в пустоте, отблёскивающие, будто звёзды. Небесный Монарх в добавок к многочисленным ожогам получил жуткую рану на боку — Лазарис разорвал ему брюхо и выпустил во внутренности поток невероятно жаркого пламени. Глотка лишился немалой части зубов, а его челюсть, из-за сферичности аватара было непонятно, верхняя или нижняя, оказалась сломана. Змей потерял больше трети длины, дракон Хаоса, воспользовавшись моментом, просто оторвал ему хвост, а над Любовником, опрометчиво ставшим клоном чёрного дракона, Лазарис поизмывался больше всех, оторвав ему оба крыла, откусив хвост и перебив три лапы из четырёх. Меньше всех благодаря своей особой магии пострадал Гом, однако и энергии на создание почти непробиваемых барьеров Грех Лени потратил огромное количество. Даже если бы прямо сейчас Мастер Хаоса сдался бы, на восстановление сил, что были потрачены на создание и поддержание этих аватаров, у Грехов ушло бы несколько тысячелетий. И на самом деле сейчас Лазарис вполне мог бы развернуться и скрыться в мире Сфарры. Может быть вслед ему отправилось бы несколько разрушительных заклинаний, и от их последствий пришлось бы довольно долго восстанавливаться, но он бы точно сумел вернуться.

Вот только Лазарису этого было недостаточно. Ему нужна была победа, полная и безоговорочная, победа над теми, кто превратил его жизнь в ад, причинил мучения его любимым, убил его мать… он не собирался останавливаться на полпути.

Взревев так, что задрожало пространство междумирья, дракон Хаоса активировал последнее и самое разрушительное из своих заклинаний. Обращение в пламя. Чернильно-чёрная чешуя огромного крылатого ящера, до того похожая на непоколебимую крепостную стену, вздрогнула и поплыла, смазывая углы и очертания, превращаясь в чистый огонь. Вот только этот огонь, в отличие от того, которым Лазарис все эти часы поливал аватары Грехов, не был алым. Он был чернильно-чёрным, как сама тьма, как душа Мастера Хаоса, потерявшая весь цвет из-за вмешательства энергий Гнева, Гордыни, Зависти и прочих. Огненный дракон, сильнейшая форма, на которую Лазарис только был способен, устремился в атаку, и Грехи наконец смогли окончательно понять, какую ошибку совершили, оставив ему возможность жить.

Идол, до сих пор остававшийся совершенно целым из-за неуязвимого золотого тела, ощутил, как плавится и течёт его плоть. Барьеры Гома перестали действовать, сотканный из эфемерной энергии дракон проходил сквозь них, лишь жертвуя небольшими частичками своего тела. Корона Небесного Монарха, сотканная из его магии и дававшая аватару Гордыни невероятную мощь, также начала плавиться, стекая на подпалённую, потерявшую своё величественное сияние львиную гриву. Пасть Глотки огненный дракон пролетел насквозь, несмотря на то, что ранее в её бездонном нутре бесследно пропадали любые его заклинания — и аватар Обжорства почувствовал ни с чем не сравнимую боль в опалённом нутре…

Лазарис сжигал свою энергию, свою душу, свой маленький мир, родившийся совсем недавно, получая в обмен мощь, превосходящую самих Грехов. Вот только это не был приступ бессмысленной ярости. Всё это было всего лишь частью его плана, начатого много лет назад, ещё с того момента, как он освободился из саркофага культа.

Первая проблема была в том, что Мастер Хаоса обладал слишком большой силой. Власть, стоящая над всем миром, в любом случае приводила к тому, что он начинал влезать в дела этого мира, хотел того или нет. А вторая проблема заключалась в силах Грехов, что были скрыты в его душе, постепенно подтачивавших его ментальное состояние и направлявших на путь разрушений и Хаоса. Вторую проблему он уже решил, энергии Грехов полностью перешли под его контроль в процессе продвижения по рангам. Однако сила, которую он получил в результате, стала лишь больше, в неизмеримое количество раз больше. И теперь, продолжая сжигать тела аватаров, он сжигал и эту силу.

Ему нравилась сила, нравилось могущество, нравилась власть. Однако за шестьдесят лет, прожитых с перерождения, он слишком устал от всего этого. Как даже самый любимое лакомство может приесться, так и сила, столь прекрасная в моменте, истощала его разум с каждым разом всё больше и больше. К тому же он больше не мог думать только за себя, у него была семья, была дочь. И чтобы получить возможность прожить жизнь в мире и спокойствии с Айной и Эльмой, он был готов сжечь всю свою силу без остатка. У него бы не получилось по-настоящему победить, аватары, как и сами Грехи, были бессмертны. Однако с каждым ожогом, что появлялся на их телах, момент их возвращения в реальность становился дальше ещё на год, на десятилетие, на век… Лазарис планировал прожить долгую жизнь, даже отказавшись почти ото всей своей энергии и силы, душа, поднявшаяся на восьмой ранг, могла позволить ему избегать смерти не одно столетие. Но, как и обещал Айне, он избавился от вечной жизни. Однажды Мастер Хаоса состарится и умрёт естественной смертью, задолго до возвращения Грехов. И это будет правильно. Свою часть работы он сделал, на самом деле куда больше, чем должен был, чем мог быть должен хоть кто-нибудь. А остальное — на тех, кто будет после.

Последним, что Лазарис запомнил, была спина Зверя, вопреки своему титулу Греха Гнева, улепётывавшего в страхе от огненного дракона. А потом его сознание погасло.

***

— Сколько ещё раз ты будешь заставлять меня так волноваться? — открыв глаза, Мастер Хаоса увидел уставшее, но улыбающееся лицо Мастера Порядка, державшей его голову у себя на коленях, и улыбнулся в ответ.

Хотя, теперь они оба уже не были Мастерами. Лазарис почти всю свою силу истратил на сражение с Грехами, после чего заранее заготовленное заклинание отправило его обратно в Сфарру. Помешать ему избитые до полусмерти аватары уже не смогли. Была бы их воля — они бы давно развоплотились, лишь бы не терпеть подобного унижения, однако в этом случае им пришлось бы избавиться от всей энергии, что они вложили в аватары, а это было даже хуже, чем быть искалеченными огненным драконом. Айна же, после того, как они нашли тело вернувшегося и находящегося на грани смерти Лазариса, истратила практически всю свою энергию на его исцеление. Это они тоже запланировали, чтобы иметь возможность состариться и умереть вместе.

— Это был последний раз, любовь моя, я обещаю, — он коснулся её щеки, подняв и протянув чуть дрожащую руку.

Руку, в которой не осталось почти никакой мощи.

— Учитель… прошу прощения, что вмешиваюсь, но… что дальше?

Повернув голову, Лазарис посмотрел на стоящего чуть в сторонке Рианета. Ашадин, Геата и Сивилла тоже были здесь, как и Фауст с Эльмой.

— А чего ты у меня спрашиваешь? — улыбнулся мужчина. — Я теперь всего лишь старик. Вы выиграли Турнир, Сфарра в вашем распоряжении. На первых порах можете использовать моё имя, чтобы припугивать недовольных, а потом вы сами станете достаточно сильны, чтобы они боялись уже ваших имён. А я… я на пенсии. Этот мир и так получил от меня куда больше, чем я был готов отдать.

— Но ты останешься? — Геата спрашивала, уже понимая ответ, на её глазах блестели слёзы.

— Нет. По крайней мере не навсегда. Я научу вас, как открывать межмировые порталы, и когда это случится — вы отправите нас прочь со Сфарры. Мы собираемся начать заново там, где нас никто не знает. Так, ну-ка, дайте, я встану, а то чувствую себя умирающим, разговаривая с вами вот так…

Опираясь на руку Айны, Лазарис поднялся на ноги. С рук Ашадина спрыгнула и бросилась к нему чёрная как сама ночь кошка.

— Здравствуй, — мужчина почесал свою любимицу, привычно умостившуюся у него на плечах, под подбородком. — Ты теперь сильнее меня, будешь меня защищать?