Во-вторых, конечно же, я получил часть награбленного добра. Можно подумать, я согласился бы только на один предмет из добычи и этим бы ограничился. Того количество золота, что причиталось мне из вынесенного Хатодом и товарищами вполне хватало, чтобы купить себе новые доспехи и щит на замену уничтоженных, а ведь были ещё редкие материалы и россыпь разной амуниции.
Последняя, впрочем, была мне без надобности, как и несколько килограммов золотых украшений, так что я на месте обменял всю свою долю на самый компактный вид валюты — драгоценные камни: алмазы, рубины и изумруды.
В-третьих, была вся та река энергии, что влилась в меня после убийства дракона-босса, бывшего значительно сильнее своих копий из-за живой души. Но, конечно же, самым ценным и самым важным приобретением, которое я со спокойным сердцем променял бы на все остальное и ещё доплатил бы сверху, была сама живая душа, как я и подозревал, занявшая место греха Жадности.
И это, правда, был самый настоящий дракон, что в каком-то смысле было по-настоящему невероятно. Мог ли я когда-то подумать, что буду хранить в своей душе, кроме двух человек и одного эльфа, ещё и огромную крылатую ящерицу?
Звали моего нового квартиранта Рух. Ну, на самом деле нет, но имя дракона было настолько длинным и труднопроизносимым, что, даже несмотря на то, что он произносил его моим собственным ртом, я так и не смог понять, как он извлекал некоторые звуки. Так что я, для спасения собственных нервов и к огромному неудовольствию самого Руха, решил не мучаться.
Как ни странно, новость о своём теперешнем статусе дракон перенёс вполне нормально. Впрочем, с характером этого чешуйчатого народа я был не слишком знаком. Может быть, подобная флегматичность была для них в порядке вещей, кто знает?
Но объяснять ему, что через какое-то время он погрузится в беспробудный и, возможно, вечный сон, я не стал. Флегматичность-флегматичностью, но стоило знать меру. В качестве условия его хорошего поведения и полного содействия при этом я услышал лишь одно требование: забирать у окружающих как можно больше всякого добра.
Ну чего я вообще ожидал от Жадности? В отличие от Жюстины и Авока, явно не слишком удачных представителей своих рас, Рух производил впечатление вполне классического дракона, и меня это полностью устраивало. Всегда знаешь, чего ожидать.
Впрочем, наученный горьким опытом я даже на секунду не допускал мысли о том, чтобы полностью довериться змеюке, мало ли какие у драконов были возможности.
Вернувшись в Падсонитар, я решил, что самым правильным будет переждать неизбежную вспышку Жадности в условиях самоизоляции. Давать Ядгару повода для обвинений я точно не хотел, а с помощью возросшей силы души собирался ускорить сам процесс раза в три-четыре.
Так что в общем счёте должен был провести взаперти от силы дней двадцать. Немало, но для глобального плана не прямо критично. Тем более, что норму по сбору энергии смерти я выполнил на несколько недель вперёд и, после того, как всё закончится, можно будет с чистой совестью двигаться дальше по этажам.
Так что я заперся в своём особняке, приказав Булю никого ко мне не пускать и на все просьбы и приказы отвечать отказами, лёг посреди комнаты на пол и начал ждать симптомов в размышлениях самого разного рода и разговорах с двумя своими квартирантами. Особенное место, естественно, отдавалось Руху. Узнать историю дракона было определённо интересно.
К сожалению, жизнь моего нового квартиранта оказалась неожиданно скучной. Первые двести лет после того, как вылупился из яйца (это у драконов считалось детством), Рух вообще не делал ничего, что реально отличало бы его от обычной ящерицы, пусть и размером с небольшой домик.
Ел, спал, охотился в лесу неподалёку, снова спал, слушал истории мамы-драконихи о великих драконах прошлого и том, насколько они были великими, сколько городов сожгли, сколько золота украли и сколько принцесс съели, снова ел, снова спал и так далее по кругу.
Папы-дракона у Руха не было. Впрочем, для крылатых ящеров это было вполне естественно. Но из-за того, что мама-дракониха была слишком доброй и мягкой для дракона, к взрослой драконьей жизни Рух оказался не готов.
И, наслушавшись маминых драконьих историй, он решил примерить на себя роль великого похитителя принцесс и покинул родной лес в поисках рыцарей во вкусно хрустящих латах. А когда он всё-таки нашёл парочку Рыцарей, реальность показала Руху свою неприятную сторону.
Едва не умерев, юный дракончик, пристыженный и напуганный, вернулся в пещеру к маме. Её он так и не покинул, вопреки всем попыткам престарелой матери выставить сыночка из дома, и умер совершенно бесславно, во сне, видимо, во время людского рейда, так и не нажив никаких сокровищ, не спалив ни одной деревеньки и не съев не то что ни одной принцессы, но даже ни одной вшивой кухарки.
Эту часть истории пришлось из Руха вытаскивать едва ли не клещами, да и то немалую часть пришлось додумывать самому. Своей совершенно не по-драконьему унылой жизни он явно очень стыдился. А вот о том, что произошло с ним после смерти, говорил с куда бо́льшим энтузиазмом, в красках расписывая сражения с людьми, из которых дракон, по его словам, выходил неизменным победителем.
Оказавшись в теле дракона-зомби, по словам Руха, он тут же начал нападать на людей-авантюристов и собирать свою гору сокровищ. Я в это не верил ни секунды, считая куда вероятнее вариант, при котором маменькин дракончик, осознав себя нежитью, перепугался до усрачки и в первые несколько недель боялся даже на свои лапы смотреть. И лишь потом, осознав своё фактическое бессмертие, начал им активно пользоваться. Однако в чём-либо подобном Рух наотрез отказался признаваться.
Впрочем, это уже не было так важно, всё равно финал не-смерти дракона-зомби был мне прекрасно известен. В целом, если рассказ Руха был хотя бы близок к правде, опасаться какого-то коварного предательства с его стороны не стоило.
Единственные его достижения: рождение в теле дракона и посмертный захват его души полигоном — ни коим образом от него самого не зависели. Появись Рух в этом мире человеком с тем же характером, его жизнь была бы предельно сера и бесполезна.
Однако это вовсе не значило, что предстоящая одержимость Жадностью обещала быть чем-то лёгким. Дух дракона был сильнее, чем души всех моих предыдущих квартирантов вместе взятых и что-то мне подсказывало, что этот факт не только не сделает процесс проще, но наоборот, лишь всё усложнит. И, как выяснилось довольно скоро, я был в этом отношении полностью прав.
Первые симптомы я заметил, когда начал, прогуливаясь из конца в конец комнаты, бессознательно собирать со стола и полок всё, что там было, от книг и каких-то дорогих украшений до сломанных письменных перьев и обрывков бумаги и складывать в уголочке.
Когда до меня дошло, что я творил, уже больше половины из того, что не было прибито к стенам, оказалось в моей личной “сокровищнице”. Противиться этому было бесполезно. Словно зуд в мозгу, это желание не утихало, а становилось лишь сильнее, чем усерднее я сопротивлялся.
Так что довольно скоро уже всё, что только можно было положить в общую кучку, там лежало, включая даже выдвижные ящики стола. Когда же я с каким-то маниакальным хихиканьем оторвал от стены книжную полку и аккуратно положил сверху другой такой же, стало понятно, что моя попытка самоизоляции стремительно катится дракону под хвост.
Сложив в углу комнаты всё, что только могло быть складировано, и соорудив из двух книжных шкафов и письменного стола “защитную баррикаду” для своего хранилища, я на какое-то время успокоился. Просто потому что остальная комната оказалась полностью пуста, освобождённая от всего, включая крепежи для магических светильников, декоративную лепнину со стен и оконную раму.
Однако уже через несколько часов спокойствия мысль, которую я старательно гнал из сознания всеми способами, всё-таки нашла какую-то лазейку. Ведь там, за дверью, было ещё много чего, лежащего без охраны и контроля!