Захотелось посоветоваться с Галастой. Вряд ли она сообщит что-то новое, после того как немножко спятила, она явно стала глупее, но, возможно, подкинет какую-нибудь идею. Но начинать говорить с самим собой сейчас точно не стоило, как и уходить под проливной дождь. Мне было нужно, чтобы то недоверие, что существовало между мной и магессами, как минимум не усугублялось.
— Дамы, а если не секрет, у вас есть кто-то особенный в сердце?
Я едва не выругался. Шут, у которого, как я прекрасно видел, в глазах уже горели искорки нетерпения, всё-таки завёл разговор о том, о чём не стоило, а я, задумавшись, не успел его перебить. Теперь оставалось только дождаться реакции. Однако, как ни странно, женщины вовсе не были оскорблены, и даже недовольства на их лицах я не увидел. Может, я ещё не до конца понимал человеческую психологию?
— Ну вообще-то есть кое-кто… — смущаясь, словно ей было не двести с лишним, а всего пятнадцать, ответила Агнес.
— Наверняка, это достойный человек, — совершенно искренне улыбнулся Шут, раскрывая мне новые грани своих театральных талантов.
— Конечно! Лучший из всех!
— Да знаем мы всё про тебя! — прыснула в кулачок Паланита. Похоже, в любовных вопросах рыжая не питала к старшей такого пиетета, как во всём остальном. — Тётя…
Агнес, нахмурившись и покраснев, как помидор, магическим импульсом оттолкнула младшую товарку на несколько метров от костра, из-за чего пламя едва не потухло.
— Эй, прекращайте! — старуха, недовольно поглядывая на едва не начавших драку женщин, поправила поленце в костре.
— А у Вас, Раука, есть кто-то такой, при мысли о котором сердце начинает биться чаще? — не унимался Шут, словно разом позабыв обо всём своём раздражении.
— Не твоё дело, — буркнула та, продолжая ворочать угли. Однако через некоторое время всё-таки смягчилась и ответила, — был. Умер.
— Ох, мне очень жаль…
— Да ладно, — махнула рукой Раука. — Давным-давно было, уже нет смысла горевать.
— Зря Вы так, — покачал головой мечник, — любовь забывать нельзя. Никогда.
— Ну да, ну да, конечно… — как-то рассеянно пробормотала старуха, наконец, возвращаясь на своё место, удовлетворённая состоянием костра.
— А у тебя самого-то есть любимая? — неожиданно встряла Паланита, усевшаяся так, чтобы Раука оказалась между ней и Агнес.
— Конечно! — Шут заулыбался самой слащавой улыбкой из всех, что я когда-либо видел. Вот интересно, почему я ему не верил? — Моя любимая ждёт меня в нашем родном городе. На те деньги, что я получу за исполнение этой миссии я собираюсь купить для нас шикарный дом, а там и дети…
Его лицо приобрело мечтательное выражение, словно мечник, и правда, представлял себе идиллический пейзаж с большим особняком на заднем плане и счастливой семьёй с ним самим в роли отца на переднем. Хотя я был почти уверен, что на деле он представлял, что сотворит с Агнес и Паланитой, когда преуспеет в своей задумке.
Может быть, в этих мечтах даже фигурировал дом. Только не светлый и уютный, а наполненный всякими орудиями пыток. Рассказать мне о своих задумках Шут успел достаточно, чтобы у меня не осталось сомнений, насколько больные у него мозги.
— Как здорово! — вот в искренность Паланиты я верил. — А у меня ничего подобного не было. Ничего серьёзного. В меня влюблялись, это да, но я никогда ни к кому этого не испытывала. — Она тяжело вздохнула.
— Уверен, Вы ещё встретите такого человека, — участливо кивнул Шут.
— Спасибо… — рыжая настолько растрогалась, что едва не положила ладонь мечнику на руку, но вовремя себя одёрнула и, чтобы скрыть неловкость и смущение, насела уже на меня. — А вы, Ганлин, у вас кто-то есть?
После той ситуации с котелком она начала обращаться ко мне уважительнее. То ли её старшие разъяснили ей, что до поры до времени лучше сохранять более-менее спокойную обстановку в коллективе, то ли она, успокоившись, поняла, что была не совсем права. Всё-таки эти трое не были глупы, и пусть со скрипом, но умели признавать свои ошибки.
— Нет, никого, — покачал я головой.
— Жаль это слышать, — Шут состроил карикатурную грустную рожицу.
— Зато я потрачу свою долю на себя, а не на домик в деревне.
— Каждому своё, — пожал мечник плечами.
Разговор съехал на другие темы, поддерживать которые магессы уже не так хотели, так что в результате вечерняя беседа затухла, и все рассосались по своим палаткам. Только я остался сидеть у костра. Поддавшись какому-то внутреннему порыву, достал из сумки костяную флейту, точную копию того самого ганлина, что когда-то дал мне имя.
Оригинальный инструмент был безвозвратно утерян для меня, оставшись в городе Красного Древа в ящике моего стола в офисе Костяного Храма. Я бы и не стал думать о замене, если бы не увидел её на витрине магазина оккультных товаров в городе Бирюзовых Врат.
Не хотел демонстрировать её магессам и Шуту, но настроение, что ли, было какое-то особенное. И над нашим полевым лагерем потекла незамысловатая и чуть грустная мелодия. А в моей памяти далёким огоньком в чёрном тумане вспыхнуло мягкое, нежно-зелёное свечение…
Утром напряжение подскочило, кажется, на целый порядок. Агнес и остальные были собраны и сосредоточены, не обменявшись с нами и парой слов за всё время сбора лагеря, Шут взял себя в руки и выглядел максимально невозмутимо, снова натянув на лицо свою фирменную улыбочку.
Даже лошади, казалось, прочувствовали момент и вели себя куда тише, чем обычно. Я также ощутил на себе влияние создавшейся атмосферы, поймав себя на том, что уже в третий раз за полчаса поправил рукоять Калии на поясе. Хотя, в каком-то смысле это было нормально. Мой пояс, после того, как я ночью отодрал фактически весь свой живот целиком, стал мне велик и немного съезжал в сторону.
Часть плоти с печатью Палонта я аккуратно закопал в километре от лагеря, опасаясь, что повреждение узора запустит реакцию. Теперь обратного пути уже не было. Даже если король Бирюзовых Врат и не мог никак понять, что я что-то сделал с его печатью, я не был готов так рисковать. Куда правильней было бы предположить худшее: Палонт понял, что я его обманул в ту секунду, как я отделил кусок своего тела, слабо светящийся зеленовато-синим, и прямо сейчас либо сам спешил сюда, либо послал кого-то достаточно сильного. Три с половиной тысячи километров Герой преодолеет максимум за полдня, а скорее, часов за шесть, так что всё должно было свершиться сегодня.
Конечно, может быть, Палонт решит, что я умер, в бою или от руки Агнес, может, сочтёт произошедшее каким-то побочным эффектом и не обратит на это особого внимания, может быть, даже поймёт, что я его предал, но не станет разводить суету, понадеявшись на Агнес.
Но я уже давно понял, что, если со мной может произойти что-то дерьмовое, с большой вероятностью оно произойдёт. У того, кто писал сценарий моей жизни, определенно, было не слишком доброе чувство юмора.
Впрочем, ладно, это меня уже куда-то не туда занесло. Собрали лагерь, закидав костёр землёй, погрузили поклажу на Карадора и отправились в путь.
После дождя земля превратилась в грязь, скользкую и податливую, как плоть зомби, и после нескольких десятков километров пути я начал беспокоиться о том, что при таких условиях, даже при начинавшем палить солнце, сражение отложат ещё на день. Но мои опасения не оправдались.
Точное место сражения Агнес узнала ещё в крепости. Это была пологая равнина, с северной стороны оканчивающаяся широкой рекой, а с запада и востока — довольно крутыми холмами, на которых противники устроили военные ставки.
С юга, откуда должны были появиться мы сами, равнина плавно переходила в поросшие лесом холмы, однако переход этот был таким медленным, что провести какие-то хитрые манёвры с использованием этих естественных неровностей не представлялось возможным. Таким образом, два войска оказывались в практически равных условиях на ровной, словно стол, поверхности.