Раньше человеческий континент был разделён на огромное количество крупных и мелких стран, ревностно оберегавших свои границы и свои свободы. Но сейчас мир погрузился в хаос. Землетрясение, вызванное перестройкой всего континента, порушило неисчислимое количество зданий и погребло под обломками миллионы людей.
А тех, кто выжил, активно отлавливали шастающие повсюду монстры, совокупная мощь которых многократно превосходила силу человечества. И, объективно говоря, всё это деление потеряло всякий смысл. Какой был смысл делиться на страны, если и тебя, и твоего соседа не сегодня — завтра сожрут?
Однако, то ли цепляясь за старые устои, то ли рассчитывая в итоге справиться даже с такой напастью, то ли просто отказываясь признавать наступивший конец света, многие продолжали поддерживать видимость порядка.
Не раз и не два мы с кетцалькоатлем, который оказался девочкой и которую я назвал Пёрышком, пролетали над уцелевшими крепостными стенами, от которых стража старательно отгоняла толпы беженцев, над городами, где под присмотром магов уцелевших жителей собирали в укреплённых зданиях типа ратуш или гарнизонов, над длинными вереницами обозов, везущих погорельцев из одних разрушенных мест в другие, чуть менее разрушенные…
Да, я знаю, что сказал бы мне любой грамотный Повелитель. Это нужно, чтобы избежать распространения паники и не допустить ещё бо́льших жертв. Чуть более прагматичный и циничный человек заявил бы, что таким образом власть предержащие сохраняют себе дополнительную рабочую силу, чтобы в будущем не нужно было самим батрачить на полях и выращивать пропитание в условиях дефицита всего, что только возможно.
А какой-нибудь сведущий в психологии специалист, возможно, завёл бы шарманку о необходимости управлять другими из-за гиперкомпенсации, старых комплексов или ещё какой хитровыделанной лабуды.
И, пожалуй, все они были бы правы. Вот только я тоже был прав. Человек являлся социальным существом только до тех пор, пока ему это выгодно, по каким бы то ни было причинам: психологическим, практическим или же из соображений чести и морали.
Как только смерть ближнего станет выгоднее его жизни, за топор возьмётся даже самый ярый моралист. В конце концов, разум-разумом, но все мы, в конечном счёте, дикие звери, недалеко ушедшие от деревьев, с которых слезли.
А потому подобные проявления сознательности и взаимопомощи мне казались как минимум глупыми. Ну, или, может быть, эти люди пока что просто не осознавали масштаб проблемы.
Ведь не всем, как мне, был доступен вид на общую картину с высоты птичьего полёта. И когда до них дойдёт, что этот кошмар творится не только у них, а вообще везде, и что сбежать от него некуда, они с тем же энтузиазмом, с которым сейчас подсаживали на телеги больных и старых, начнут этим же немощным резать горла за пару хороших сапог.
Впрочем, надо сказать, что и тех, кто уже принял правила армагеддона, тоже было немало. Повсеместно полыхали пожары, и далеко не все они были вызваны монстрами или последствиями землетрясения.
Многие устраивали сами люди, чтобы замести следы преступлений, отомстить старым обидчикам или же просто насладиться беснующимся хаосом. С такими расправлялись в первую очередь, и едва ли не жёстче, чем с монстрами.
Оно и понятно, внутренние распри всегда были куда опаснее, чем внешние враги. И, что примечательно, почти везде главными уничтожителями всех мародёров, поджигателей, воров и убийц были церковники.
Я наблюдал картины того, как человека, только что с гиканьем и улюлюканьем бросавшего в чудом сохранившиеся окна домов камни, хватали под руки люди в белых с коричневым клобуках, тащили на ближайшую площадь и там сразу же вешали без какого-либо суда.
И так было не раз и не два. В такие моменты я даже приказывал Пёрышку остановиться, чтобы пронаблюдать всю казнь от начала и до конца. Потому что это было настолько же захватывающе, насколько и жестоко. Насколько я не любил святош, но такой политике не мог не поаплодировать.
И, наблюдая за очередным повешеньем, мне в голову пришла очень интересная идея. Я знал, что среди Владык человечества был один, кто издавна покровительствовал церкви, вроде бы его звали Хобард. Также я знал о неких кардиналах, тех самых, которых искал Найс, без сомнения осведомлённых о нём и, судя по инциденту с женой слепого мага, ходящих у него в любимчиках.
А также знал об одном инквизиторе, которого очень-очень давно хотел прикончить и который наверняка знал о местоположении этих кардиналов. А уж о том, где искать одну из главных фигур всея святого братства, должно было знать достаточно человек. Так точно было быстрее, чем искать Рея и остальных тем же способом, которым мы искали убежище Гругура.
Да, как всё интересненько складывалось… прости, Альталет, это не я вдруг решил найти тебя и отблагодарить за всё былое, просто так совпало… да. Просто так совпало…
Найти сравнительно крупный центр святой веры в окрестностях было довольно просто. Вознесение связало меня с этим миром, из-за чего моя чувствительность к энергиям выросла на порядок.
Со спины Пёрышка я мог ощутить ауры людей, монстров, зверей и растений, а если постараться и сосредоточиться, то получалось различить даже отдельные ауры мельчайших частичек земли и порывов ветерка.
И это не было магией в привычном понимании, так как не требовало ни малейших трат энергии. А потому ранение, нанесённое Реем, на такой уровень восприятия никак не повлияло.
Так что найти самый крупный очаг святой энергии в радиусе пары тысяч километров не составило никакого труда. И уже через несколько минут мы были там, кетцалькоатль был поистине невероятно быстрым существом.
В сравнительно небольшом поселении за высокой стеной из белоснежного камня, оставшейся совершенной целой после землетрясения благодаря магическому укреплению, раскинулся обширный монастырский комплекс.
Помимо главного здания, увенчанного тройным крестом, здесь располагались и жилые корпуса, и конюшни, и какие-то склады, судя по отчётливому фону святой силы, с какими-то артефактами…
В общем, местечко отлично подходило для того, чтобы сравнять его с землёй. И этим я бы и занялся, если бы мне не нужны были ответы от ещё живых людей.
Так что, приказав Пёрышку спуститься у главных ворот монастыря, я спрыгнул с её спины и довольно вежливо постучался в обитые железом створки. Вероятно, недостаточно вежливо, так как одна из створок такого не выдержала и всё-таки слетела с петель, но тут уж стоило винить строителей за недостаточно продуманный дизайн.
Резонно решив, что открытые двери вполне можно считать приглашением войти, вне зависимости от того, каким образом эти двери были открыты, я прошёлся по створке и, похоже, какому-то придавленному монаху, полной грудью вдохнув воздух, пропитанный святой магией.
На существ, полных запретных энергий уровня Побоища, аура света должна была оказывать по-настоящему губительное действие. Может быть, убить она бы их не убила, но двигаться и тем более сражаться они бы точно не смогли, а после нескольких минут под гнётом святой силы у таких монстров должны были бы проявиться симптомы, схожие с человеческой гангреной.
Бедствий же эта аура могла неплохо замедлить, снизив боевую силу процентов на тридцать. Стоило отдать должное, монастырь был подготовлен к появлению практически любой твари, вообразимой в человеческом мире до армагеддона.
К сожалению для них, конец света уже наступил, и теперь на их головы свалились сразу два существа, для которых их аура была не страшнее укусов комара.
Пёрышко, вероятно, именно так её и ощущала — как неприятный зуд по всему телу. Для меня же аура святости и вовсе походила на треплющий волосы прохладный ветерок, заставляя лишь ёжиться время от времени. Такого выбежавшие по тревоге в виде активно звонящего набата монахи явно не ожидали.
В их взглядах, направленных на меня, идущего по площади перед воротами, словно в парке на прогулке, застыло недоумение вперемешку со страхом. Потому что они явно чувствовали моё чёрное пламя, являвшееся, по сути, полной противоположностью их святой магии, и не могли не понимать, что я — монстр. По крайней мере, на четыре пятых.