— П-пподожди! Оставь ее, — в ответ на недоумевающий взгляд женщины мальчик сказал лишь: — Она кк-красивая.

Впрочем, с этим было трудно поспорить, оперение темнее чем у ворона, действительно смотрелось великолепно. Если бы не красный цвет, щедро покрывающий левый бок, это был бы идеальный ночной хищник, даже клюв птицы был не желтого, а иссиня-черного цвета. Фауна этого мира почти не отличалась от земной, Лаз не раз находил в детских книжках изображения львов, медведей, акул и дельфинов. Так что узнать во вторженце хищного сокола или кого-то похожего, ему было не сложно. В принципе, это все было странно, ведь эволюция обуславливалась условиями среды, явно отличными от земных, но после перерождения Лаза уже мало что могло удивить.

Нарушительницу поместили на верстак, аккуратно удерживая, чтобы она не поранила себя еще больше. Источник крови нашелся быстро. Сложный перелом крыла, скрываемый перьями, при детальном осмотре становился виден во всех шокирующих деталях. Дамия с тревогой кинула взгляд на мальчика, готовая сразу убрать от Лаза птицу, если ему станет плохо от вида торчащих из мяса костей, но делать ничего не пришлось. Пожав про себя плечами, женщина вернулась к осмотру: она уже давно привыкла, что этот ребенок слишком сильно не похож на других.

Как ни странно, пациент вел себя смирно, лишь вздрагивая от боли каждый раз, когда пальцы невольного доктора касались поврежденных участков. Видимо, птица поняла, что именно от этих людей зависит, будет ли она жить, или погибнет.

Через час кости были вправлены на место благодаря тонкой работе магии, а на крыле появился прочный крепеж из формовочной глины с несколькими деревянными щепками в качестве каркаса: ничего более подходящего в лаборатории не нашлось. Хотя стоило признать, даже из подручных материалов у Дамии получилась отличная шина.

— И что ты будешь с ней делать? — Вытерев пот со лба, женщина отодвинула стул от верстака.

— П-поп-опрошу маму, она от-ттнесет ее ко в-вврачу. А т-там пос-ссмотрим, — было видно, мальчик загорелся идеей помочь пичуге. В принципе, Дамия была не против. Не похоже, чтобы птица чем-то болела, скорее просто во что-то сильно врезалась, а забота о ком-то всегда положительно сказывается на детях, даже таких странных, как этот.

На том и порешили. Нежданная гостья под охи и вздохи была отдана Фелиции Морфей, а от той попала к городскому ветеринару. И вернувшись домой, мама рассказала Лазу интересную историю.

Увидев птицу, врач пришел в настоящий восторг.

«Какой шикарный экземпляр!» — слышалось в коридоре ветеринарной клиники, смущая владельцев элитных псов и выставочных коней.

Наконец, подавив восторги, доктор провел-таки полное обследование, наложил настоящую шину и даже помыл птицу специальным душем, чтобы очистить перья от засохшей крови. Фелиция уже собралась уходить, когда врач чуть ли не упал перед ней на колени: позвольте, мол, изучить птичку повнимательнее. Поначалу женщина собиралась отказаться, но обещание сделать этот прием бесплатным стало слишком большим искушением. Несмотря на отсутствие недостатка в деньгах, Торус всегда учил дочку беречь содержимое кошелька, а услуги ветеринара в Кристории были специфичны и дороги. Так что разрешение было дано, тем более никакого вреда животному причинять не собирались.

Кабинет закрылся на неопределенный срок, а доктор, убежав куда-то на час, вернулся с полудюжиной серьезно выглядящих старичков, оказавшихся членами апрадской академии наук. Старички тоже почти мгновенно впали в профессиональный экстаз и едва ли не обнюхали птицу в порыве исследовательской страсти. В результате Фелиция узнала много для себя нового в вопросе орнитологии и познакомилась с интересными людьми, причем абсолютно бесплатно.

Причиной такого ажиотажа был необычный вид птицы — королевский ястреб. И несмотря на сбор небольшого консилиума, никто так и не смог ответить на вопрос: откуда в Кристории, стране, граничащей с вечными льдами, ранней весной появился птенец ястреба. Ведь эта птица была родом с далекого юга — островов Такти. Как в семье Морфей узнали впоследствии, академия наук проводила даже поиски других таких птиц, правда, безуспешные. Но факт оставался фактом: в домик, в тени которого все еще не растаял снег, залетел самый настоящий маленький ястреб с другого конца света. Вернее, ястребица… ястребиха… яст… Лаз даже на русском не мог вспомнить названия для женского рода этой птицы, что уж говорить о языке Кристории, который он до сих пор учил. Леди-ястреб, как в старом фильме о рыцаре и прекрасной даме.

Правда, в языке Кристории не было адекватного аналога слова «леди». Женщин высшего света называли госпожа или просто уважаемая, а особый стиль жизни, на который землянин сказал бы: «ведет себя как истинная леди», обозначался совершенно по-другому. А потому имя, которое Лаз хотел дать своей подопечной изначально, пришлось заменить. Хотя, не сказать, что новое имя было хуже.

— П-ппринцесса, — звал мальчик обычно, въезжая в свою комнату на первом этаже особняка. В ответ же из большой клетки, поставленной в углу, раздавался приветственный клекот. До того, как ястреб сможет летать, Лазарису сказали держать птицу у себя, чему он даже не думал сопротивляться.

И это странное стечение обстоятельств привело к тому, что за неделю до дня рожденья его мамы и через две недели после появления в его жизни нового друга, Лазарис сидел на балконе дома, наблюдая за медленно уходящим за горизонт солнцем, а клетка с Принцессой стояла рядом, на широких перилах. Сам мальчик был укутан с шеи и до пят в плед: на улице все еще было достаточно морозно, а его тело оставалось очень слабым и болезненным, клетку же слуги накинули толстую ткань. Тишина нарушалась лишь едва уловимым журчанием далекого ручья, маленький человек и раненая птица прекрасно понимали друг друга и без слов.

Лаз, конечно, решил спасти и выходить птицу не из-за его красивого оперения, и, честно сказать, даже не из чувства милосердия. Просто, как бы заезжено это не звучало, он увидел в этом ястребе себя: один в чужом недружелюбном мире, способный на нечто особенное, но лишенный возможности.

Он так крепко упирался, так сражался с собой, раз за разом терпя боль, только чтобы чуть меньше зависеть от других, было понятно, что это не может просто уходить в пустоту. Только в глупых фильмах и книжках герои продолжают преодолевать трудности раз за разом с улыбкой на лице. Живой человек не в силах нести такой груз в одиночку постоянно. А разделить с кем-то свою ношу Лаз не мог и не хотел. Потому он уже давно перестал считать, сколько раз тихо плакал в подушку, давя полыхающее в теле пламя, сколько раз улыбался маме сквозь сжатые зубы, сколько раз останавливал руку с ножницами в сантиметре от собственного глаза. Это был бой не столько с болезнью, сколько с самим собой и Принцесса, безмолвная и всегда готовая выслушать, стала для мальчика настоящей отдушиной.

Он говорил с ней обо всем, часто не замечая, как бегут по щекам соленые капли, истерически хихикая, переходил на русский, английский, греческий… жаловался на судьбу, а потом, просунув тонкую руку сквозь прутья решетки, аккуратно гладил чернильно-черные перья, чувствуя, как растворяются во вселенной напряжение и боль, копившиеся пять долгих лет.

И в тот раз, наблюдая за тем, как играет огонь заката на изящных изгибах птичьего тела, Лаз понял, как-то вдруг и сразу, что именно подарит маме на день рождения.

Он сделает крылья.

— А кто послал птицу? Для чего это?

— Это не я…

— Я ни при чем, Хозяин!

— Нет-нет-нет.

— …

— Не моих рук дело.

— Нет.

— Как и все.

— Странно. Не может же быть, что это произошло само собой… может быть светлые? Но с какой целью?

— Это был красивый ход. У кого остались силы послать мальчику птицу?

— Это были не мы…

— Тогда кто? Неужели темные? Но зачем им это?