Вот только на самом деле души не имели ни формы, ни тем более цвета. Будь то чёрная амёба, белоснежное солнышко, как у Айны, или сгусток жёлтого сияния Сына Монарха — всё это было лишь плодом подсознательной визуализации.

По факту даже нельзя было сказать, что душа находилась в каком-то конкретном месте собственного маленького мира, ведь в нём не было ни пространства, ни таких понятий, как точка или прямая.

Это сложно было сразу принять и осознать, но весь мир души и был самой душой. А все эти образы и формы были созданы человеческим разумом лишь для того, чтобы ему было удобнее с ней взаимодействовать.

Несложно представить, что могло случиться с человеком при попадании в мир без размеров и расстояния. Безумие, в лучшем случае, ведь это была категорически иная концепция бытия.

А потому, дабы оградить самого себя от безумия, мозг превращал мир души в нечто, доступное собственному восприятию — пустое пространство с висящей в нём амёбой/солнышком/жёлтым светом. Грандиозный самообман, настолько убедительный и чёткий, что начинал проявляться и во внешнем мире, к примеру, в цвете тумана, окутывающего Зверей при трансформации.

На самом деле, всё это было ещё сложнее и запутаннее. Не просто же так в Доме Магии профессор Атракс Сатоваль на протяжении всех пяти лет обучения вёл курс теории души.

К примеру, с помощью определенных хитростей можно было немного развеять накладываемый сознанием морок, заглянув, если так можно выразиться, «за кулисы».

Полностью это сделать было невозможно, безумие наступало быстрее осознания, однако, кое-какие, обычно скрытые вещи, увидеть удавалось. Для обычных людей это было практически бесполезным занятием, но для профессиональных магов — отличным способом увеличить КПД своих заклинаний, покопавшись, если можно так сказать, в операционных настройках.

Лаз же собирался с помощью этих техник выяснить, что произошло с душой Сына Монарха.

Он действовал медленно и осторожно. Влиять подобным образом на чужую душу было крайне непривычным и очень сложным процессом. Он очень боялся ошибиться и сделать лишь хуже.

Но постепенно, слой за слоем, созданные разумом Сына Монарха барьеры начинали поддаваться. Пропало ощущение цвета, затем формы, потом размера. Сейчас маленькая клякса, через которую Лаз воспринимал чужую душу, находилась уже не просто рядом с ней, она была внутри, отделённая лишь тонкой энергетической оболочкой.

А вокруг, куда не посмотри, раскинулась чужая душа, уже не жёлтая или фиолетовая, а полностью бесцветная, словно всю бесконечную вселенную вдруг затопило водой.

Тем не менее, душа была конечной и вполне определённой по объёму, при этом всё ещё, в принципе, не имея объёма и размера. В этом заключался один из главных парадоксов, из-за которых было невозможно окончательно уничтожить все наложенные на душу фильтры восприятия.

Впрочем, благодаря годам обучения и изучению едва ли не всей библиотеки Дома Магии в поисках материалов на этот счёт, Лаза подобные парадоксы не слишком удивляли. Он и в свою душу не раз погружался ровно таким же способом, получая возможность хотя бы на время отвлечься от жуткого и неестественного облика чёрной амёбы.

Пока душа представляла из себя переплетённый набор энергетических контуров, никакой тьмы в ней существовать не могло. И сейчас, изучая потоки силы внутри чужой души, он пытался отыскать совпадения с тем, что помнил из таких вот «ныряний».

Проблема, его и Сына Монарха, очевидно заключалась в том, что душа как-то неправильно взаимодействовала с организмом. И теперь, получив возможность сравнивать, Лаз мог попробовать выяснить, какие именно части души ответственны за подобное состояние тела.

А затем, если получится, попытаться их исправить. Причём, если это удастся сделать с другим человеком, то скорее всего у него получится проделать то же самое и с собственной душой, убрав все последствия детской немощи.

Если хорошо покопаться, то в душе человека можно было найти все его воспоминания, все черты характера, все чувства и мысли и, естественно, всю информацию о теле, включая органы, ткани и клетки, словно в глобальной версии ДНК. А значит, и причину подобного недуга тоже можно было отыскать.

К сожалению, очень многие ниточки вели в тупики. Две души, на первый взгляд совсем разные, при ближайшем рассмотрении имели множество схожих черт. В качестве примера отлично подходили не духовные, а вполне обычные, из плоти и крови, тела двух людей.

Даже если это были мужчина и женщина, взрослый и ребёнок, здоровый или умирающий человек, в телах имелись одни и те же органы, состоящие из одних и тех же клеток, в свою очередь состоящих из одинаковых молекул и атомов. Так и души, независимо от их внешнего вида и личности владельца, строились, по сути, руководствуясь единой схемой.

Так что Лазу, даже получившему такой простор для изучения, было невероятно сложно добраться до истины. Да, занимаясь сравнением своей души и души пациента, он мог обнаружить проблему. Вот только, к большому сожалению, «мог обнаружить» и «обнаружил» — это две совершенно разные вещи.

В реальном мире прошло уже больше двух часов, Сын Монарха охрип от криков и сейчас просто стонал, свернувшись калачиком и не замечая ничего вокруг. А Лаз, находясь на последнем издыхании от невероятного умственного перенапряжения, осознал, что достичь желаемого у него в данных условиях не выйдет.

Правда, кое-что он из погружения в чужую душу всё-таки вынес. Пытаясь сравнивать две одинаково сломанных вещи, ты вряд ли не поймёшь, что именно сломано и как чинить. Для успешного ремонта нужно было увидеть эту же вещь целой.

Ему удалось примерно установить очаги «болезни». Но с такой точностью пытаться что-то исправлять было также глупо, как проводить лоботомию отбойным молотом. Ему была нужна душа обычного, здорового человека, не страдающего от этой ужасной болезни. Без этого он ничего не сможет сделать.

Внутренне тяжело вздохнув, он вначале вернул своё восприятие в нормальное состояние, потом вытянул кусочек своей души из внутреннего мира Сына Монарха, а затем и сам вынырнул в реальность. В ушах сразу зазвучал женский плач, а в чуткий кошачий нос ударила едкая смесь запахов пота и испражнений. Испытывать дикий непроходящий страх два часа кряду без последствий не способен ни один человек.

— Можно заходить, — даже в передаваемом магией голосе чувствовалась усталость.

Спустя несколько секунд дверь комнаты распахнулась, и внутрь влетела Мина, сиделка больного, заплаканная и растрёпанная.

— Чтоо вы наатвоориили⁈ — ничего не понимающая девушка попыталась согнать здоровенного кота с кровати, но тот, лишь покачав по-человечески головой, спрыгнул сам, уже через пару мгновений заняв своё место на плечах Ронды. — Госпоодин! Гооспоодин, оочниитесь! Этоо я, Миина!

Аккуратно, словно фарфоровую вазу, северянка прижала к себе всё ещё находящегося в прострации Сына Монарха, не прекращая плакать и бросая на такую же недоумевающую парочку ненавидящие взгляды.

— Лаз, что ты с ним сделал? — тактично оставив их вдвоём, Фауст вывел Ронду и её пассажира в коридор. — Если это лечение, то, пожалуйста, если я когда-нибудь заболею, оставь меня в покое.

— Не лечение. Пока что только диагностика. И даже она ещё не закончена. Я знаю, что с ним и, кажется, знаю, как это лечить, но мне нужно время и ещё…

Лаз замялся, не зная, как сказать, что ему нужен добровольный подопытный кролик. Ведь без причинения вреда влезть в чужую душу можно только с полного согласия человека.

— Что?

— Его проблема заключается в неправильной координации души и тела. Мне нужен здоровый человек, чтобы использовать его в качестве образца. Только так можно найти, что не так, и попытаться исправить.

— А твоя собственная душа? — Фауст, как всегда, умел думать быстро и качественно.

— Не подойдёт.

Подробностей Лаз раскрывать не хотел, что мужчина понял и не стал настаивать.

Фауст вздохнул.

— Моя, к сожалению, тоже.