Жизнь без Айны с каждым днём казалась всё менее и менее возможной. Это была любовь, бесспорно, любовь самая настоящая и искренняя. И она, Лаз точно знал, чувствовала то же самое.

Вот только было одно серьёзное различие, в котором Лаз не хотел себе признаваться.

Её чувства основывались на нежности и благодарности. Айна не хотела терять его из-за того, что было между ними сейчас.

Его чувства брали своё начало в одержимости и страхе. Столько раз сломанный, как в теле, так и в душе, примирившийся с ролью монстра, дьявола, Ужаса, он цеплялся за это последнее светлое пятнышко в своей жизни, словно утопающий за спасательный круг.

Лаз не хотел потерять её, потому что боялся того, что будет потом. Единственное, чего он ещё боялся.

Когда наутро небо начало светлеть, Лаз выдвинулся в путь. Айна со своим отрядом сейчас, вероятнее всего, ещё только собирали спальные места после не самой комфортной ночи в зимних горах, так что можно было не слишком торопиться.

Ночные мысли нужно было окончательно прогнать из головы и сосредоточиться на предстоящем бое. Если хотя бы половина историй про эту тварь были правдой, то в грубой мощи горный страж ничуть не уступал, а то и превосходил Ужас.

Другой вопрос, что монстр, погрузивший целую страну в хаос, выигрывал свои бои не только силой, но и ловкостью, и умом. Однако, так или иначе, это была бы первая серьёзная схватка Лаза после пробуждения и расслабляться не стоило.

Присутствие чего-то очень могучего он почувствовал задолго до того, как вдалеке показались стены Рунту. И дело было не только в животных инстинктах. Монстров всех видов в этом мире создавала энергия Зверя. А Лаз, чья душа состояла из неё практически наполовину, без труда ощущал эту силу в окружающем мире.

И где-то справа и глубоко внизу легко определялось громадное средоточие энергии Зверя. Точно куда большее, чем у него самого. Бой, и правда, предстоял очень непростой, но от этого кровь Ужаса только сильнее бурлила. И дожидаться, пока противник отреагирует на его появление, Лаз не стал.

Оглушительный рёв безо всяких сомнений слышали в Рунту. А судя по далёкому эхо, где-то в Талых горах от него сошло несколько лавин. Картинных жестов, вроде ударов себя в грудь в стиле Кинг-Конга Лаз избегал, но смысл этого послания и так был очевиден.

И не прошло и десятка секунд, как тот очаг энергии Зверя, что он засёк, начал приближаться, сопровождаемый низким, на самой границе слышимости, угрожающим гулом. Будто жужжал самый огромный осиный улей в мире. И вот чудище Рунту уже стояло перед Лазом.

Если Ужас в своём облике использовал лишь образы каких-то животных, то этот монстр словно был слеплен из отдельных кусочков. Ничего удивительного, что в разных отчётах его называли и зверем, и птицей, и насекомым. Прочный панцирь, напоминающий хитиновую защиту жуков, закрывал его спину; четыре мощных лапы, похожих на медвежьи, поддерживали нездорово-тучное тело, покрытое грязно-серой чешуёй; сзади торчал короткий, словно обрубленный, черепаший хвост; а довершала картину голова на длинной змеиной шее, с оттопыренными ушами, ярко-зелёными глазами и мощным птичьим клювом, полным тонких и даже на вид острых зубов. Словно в детских пазлах какой-то малыш перемешал кусочки от разных животных.

Однако, несмотря на внешнюю несуразность, двигалось чудовище неожиданно ловко и быстро, а в глазах с горизонтальным, как у козлов, зрачком, чувствовался ум. К тому же размерами он походил на какого-нибудь древнего динозавра. Ничего удивительного, что эта тварь, умудрялась много лет в одиночку «охранять» Рунту от всех посягательств.

Довольно улыбнувшись про себя, Лаз бросился в атаку.

Рёв Ужаса стал для роты особого назначения однозначным условным сигналом. Уже подготовившие всё необходимое оборудование для спуска по стене солдаты, подождав на всякий случай ещё пару минут, поспешили вниз, на территорию Рунту.

Там в этот момент царила полная неразбериха. Вызвана она была, правда, не поднятой тревогой, а скорее всепоглощающей скукой. Служба в горной крепости под боком у непонятного монстра была лишена хоть какого-либо интереса.

С севера никто, кроме редких шпионов, не появлялся уже много лет, а единственными гостями с юга были караваны с провизией. Рунту использовали в качестве места ссылки за различные не слишком серьёзные провинности. Словно поставить ребёнка в угол за шалости, только не на пару часов, а сразу на полгода-год.

В стенах крепости не происходило ровным счётом ничего. К концу срока службы в Рунту солдаты едва на стены от скуки не лезли. А тут такой подарок. Никто ничего не знал: ни кто издал этот рёв, ни к чему это приведёт, ни даже удастся ли хоть краешком глаза увидеть, что происходит.

Однако, даже так, за исключением тех солдат, что несли вахту других частях крепости, всё остальное население Рунту тут же сбежалось на звук, через зубцы стены всматриваясь в полутьму утра. Кое-кто даже не удосужился надеть штаны, щеголяя в длинной поддоспешной рубахе поверх застиранного белья.

Ничего удивительного, что спустившиеся по отвесной скале во внутренний двор Рунту солдаты Айны застали защитников крепости врасплох. За три минуты, прошедших от начала схватки до поднятия боевой тревоги, озёрники потеряли больше трёх десятков человек, тогда как танильцы лишь пятерых.

Однако, численный перевес всё ещё оставался на стороне обороняющихся, а эффект неожиданности нельзя было применить дважды. Во внутреннем дворе крепости началась беспорядочная драка между сорока (часть солдат остались наверху стены, чтобы помочь в случае вынужденного отступления) бойцами танильцев и почти шестьюдесятью воинами империи.

К счастью для подчинённых Айны, многие защитники Рунту сражались, пусть не в одних трусах, но уж точно не успев надеть всё положенное обмундирование. Поэтому не раз и не два захватчикам удавалось ранить противника в места, обычно прикрытые латами. Пусть с большим скрипом, но танильцы постепенно склоняли чашу весов в свою пользу.

Вот только по изначальному плану даже такой битвы не должно было быть. Айна не могла сейчас на полную использовать магию разума, сохранение этой её способности в секрете было одним из условий вступления на эту должность.

Но она всё равно оставалась очень сильным стихийным магом с родством ко всем четырём элементам. И пусть она никогда не применяла свои навыки стихийника в бою, её поддержка всё равно была бы круто изменить всё положение дел. Когда стратегия этого нападения разрабатывалась, такое вмешательство девушки казалось совершенно очевидным.

Однако, сражение длилось уже несколько минут, а заклинания пока исходили лишь от рядовых магов танильцев и озёрников. Айна же, вместо того чтобы насылать на врагов огненные смерчи или обрушивать камнепады, местность как раз была подходящей, стояла позади своих подчинённых, бледная, трясущаяся, не способная даже сдвинуться с места, не то, что использовать магию.

Проблема, о которой она не вспоминала много лет, дала о себе знать в самый неподходящий момент. С пяти и примерно до девяти лет Айна страдала от чего-то, отдалённо напоминающего посттравматический синдром.

На самом деле проблема была куда глубже. Душа девочки, представлявшая из себя чистый и незапятнанный свет, пережив столь ужасный и травмирующий эпизод, треснула, как стекло. И её подсознание выбрало отключить все эмоции, чтобы не допустить повторения подобных потрясений и увеличения «трещины».

Айна росла, училась, выполняла приказы отца, однако, все чувства маленькой девочки были потеряны. И с каждым годом это сказывалось на её здоровье, как психологическом, так и физическом, всё сильнее. Если бы она не повстречала Лаза, неизвестно, дожила бы принцесса вообще до теперешнего возраста.

И единственным, что тогда вызывало в ней хоть какие-то эмоции, была человеческая кровь. Причиной был дождь из алой жидкости, пролившийся на пятилетнюю Айну во время её «прогулки» с отцом по Чертогам — району-тюрьме в Талитейме, куда ссылались все худшие преступники страны.